На сцену театра «Практика» вернулся спектакль Федора Павлова-Андреевича «Йелэна» по сказке Людмилы Петрушевской. Почти годовое его отсутствие в афише было связано с радостным событием: недавно актриса Мастерской Брусникина, играющая главную роль и ее муж (Дмитрий Кузнецов – рэпер Хаски) стали родителями. За плечами Алины главная роль в фильме «Хрусталь», эпизод в «Как Витька Чеснок…», театральные роли и собственные арт-проекты.
О поисках себя, перформансах на грани разумного, истории создания «Йелэны» и планах на будущее Алина Насибуллина рассказала Марии Никитиной.
— Кем ты себя сейчас ощущаешь в первую очередь – актрисой, художником, арт-акционисткой? Мамой?
— Художником – в общем смысле слова. Я в постоянном поиске. В прошлом – опыт нескольких перформансов. Сейчас я попробовала себя в кино, сняла свою первую короткометражку и очень этим загорелась. Пишу сценарий для второго проекта. Первая попала в программу фестивалей в Германии и Франции. Это евангельская притча о десяти девах, которые ждут жениха. В моем фильме этот процесс трансформировался в ожидание поезда, а по сути — ожидание конца, боязни «не успеть хотя бы что-то успеть». Что-то о себе понять, честно взглянуть на себя со стороны. Не всем это удается. Мы вешаем ярлыки на себя и других, усложняем все, а оказывается вдруг, что все так просто. Кажется, что конец далек, но он может быть и не за горами. Смерть всегда рядом, и меня это пугает.
— Собираешься продолжить этот путь?
— Я не могу сказать, что у меня есть режиссерские амбиции, это скорее эксперимент для меня. Оказалось очень сложным выразить свои переживания в творчестве, мне пока это не совсем удается. Я продолжаю искать. Я думала, что перформанс — это простой и удобный путь для высказывания. Нет, оказалось, что это концептуальное искусство – чем дольше ищешь, тем меньше остается правды, а в конце вообще ничего живого не остается, он превращается в формальное высказывание. У меня есть «отложенные на полку» работы, осуществленные, но никак не презентованные. Возможно, когда-то я их представлю.
— А это правда, что именно Федор Павлов-Андреевич подсказал тебе идею побыть дочерью Мамышева-Монро?
— Это и есть тот самый, непрезентованный перформанс. Очень интересная история. Я училась у Федора на Солянке, и одним из заданий было в течение месяца жить чужой жизнью, жизнью человека, противоположного тебе по характеру. Задокументировать это, вести дневник или снимать видео. А меня всегда очень интересовала фигура Влада Мамышева-Монро. Федя предложил пожить его жизнью. Но я придумала другое: назвала себя его дочерью Машей, создала ей биографию и характер. За месяц я настолько погрузилась в этот образ, что начали происходить не очень здоровые вещи. Я оказалась в пограничном состоянии. Маша оказалась настолько реальной, что начала влиять на мою жизнь. Я очень заигралась. Мне уже неинтересно было быть Алиной.
— Как это в бытовом смысле было продумано? Это была акция только для новых знакомых или для всех?
— Некоторые люди знают меня только как Машу. Маша всегда ходила в парике. Если я его снимала – я оказывалась Алиной. Я могла общаться с одним человеком как Маша, а затем, сняв парик, как Алина, практически без перехода. Это были разные люди. Как в фильме «Маска». Хоп – и ты другой человек. Но я не играла, не показывала театр. Я жила ее жизнью. Он действительно существует, этот странный эффект, когда ты присваиваешь чью-то жизнь и она начинает на тебя влиять. Сам Владик жил жизнью Мэрилин Монро. А она сама когда-то выбрала этот образ, будучи Нормой Джин. Влад много писал о том, как образ повлиял на его жизнь, как он стал мешать ему со временем. Он, конечно, безумец, в этом было много бреда, но была и правда.
— Что тебе как актрисе дал этот опыт?
— Все это фриковство чудом нашло себе правильное место в работе над фильмом «Хрусталь». Возможно, он только поэтому и появился в моей жизни. Между кастингом и началом съемок была неделя, времени на подготовку не было. И весь пережитый мной опыт ушел в работу над ролью. Мне хотелось бы продолжать сниматься и не обязательно только в артхаусном кино. Хотелось бы получить интересную роль. Не то чтобы мне много всего предлагали. Но и я сама часто вижу, что фильм может получиться так себе. Бывает, что меня не утверждают и я этому рада.
— А какой была Маша? И что с ней стало?
— Маша была очень смелой, в ней было много детского. У нее не было стоп-сигнала, она могла все. Подойти, подсесть к любому человеку, заговорить. Я себе такого не могу позволить, а она может. Это такое болезненное состояние, раздвоение личности, на грани шизофрении. Мне, как человеку с шаткой психикой, это было опасно делать. Как-то раз я пошла на озвучку на Мосфильм и нашла рядом с портретом Мэрилин Монро белую голубку со сломанным крылом. Мне стало ее так жалко, и одновременно, это показалось мне символичным. Я притащила ее домой, потом отправила в ветклинику, но ее не смогли выходить. И я похоронила ее, а вместе с ней парик Маши, от которой к тому моменту я невероятно устала. Федор, когда узнал об этом, сказал, что я заигралась.
— Спектаклю «Йелэна» уже 2 года. Расскажи, с чего все началось?
— У нас в Мастерской Брусникина была возможность получить небольшой бюджет и сделать моноспектакль для каждого актера. Я сначала собиралась работать с Филиппом Григоряном, но не срослось. А потом я начала ходить на занятия к Феде и поняла, что очень хочу с ним поработать. Бегала-бегала за ним и наконец уговорила. Я поделилась с Дмитрием Владимировичем тем, что Федя хочет делать только Петрушевскую. Он предложил мне изучать материал и искать свой текст. И я поняла, что хочу сделать что-то из ее сказок. Выбрала те, что были мне близки, показала Феде. Он сначала сказал, что эту («Новые приключения Елены прекрасной») мы точно делать не будем. А потом посмотрел на меня и решил, что только ее и следует делать. Я была согласна на все. Потом постоянный соавтор Феди, художница Катя Бочавар придумала декорацию-яйцо, из которого появляется и в котором живет главная героиня. Мы сделали первый, неудачный вариант и премьеру играли с неоткрывающимся яйцом. Это был ужасный стресс.
— Что для тебя значит спектакль сейчас?
— Федя давал мне невероятно сложные задания, выполнить и запомнить сложную последовательность действий, например. Я говорила, что не могу этого сделать – и делала. Потом мы долго переделывали декорацию. Я долго шла к пониманию этого спектакля и сейчас очень его люблю. Он о границе моих возможностей, точнее, о ее отсутствии. Нас с Федей он очень сблизил. Во время работы над ним я узнала о своей беременности. Спектакль все время меняется, мы продолжаем репетировать. Каждый раз появляется что-то новое. Федя может что-то резко поменять в последний момент, и это требует терпения и выносливости от меня.
— Поскольку это такая «арт-декорация», удерживающая тебя в статичном положении на протяжении всего спектакля, почти и не декорация даже, тебе, наверное, было интересно попробовать такой способ существования на сцене?
— Для меня это прекрасная возможность поактерствовать, поупражняться в удержании внимания. Я себя в этом спектакле чувствую очень уверенно. Получаю огромное удовольствие от контакта с залом. Я его даже спектаклем не могу назвать. Как будто я в космос улетаю ненадолго, а потом возвращаюсь. И то, что я весь спектакль нахожусь в яйце, очень способствует этим ощущениям. Подготовка, процесс – очень сильно отличаются от других моих спектаклей, где я играю в команде.
— Кому порекомендуешь этот спектакль?
— Интересный вопрос. Это радостный спектакль с хорошим концом. Как правило, нравится женщинам. Может быть интересен арт-сообществу.
— Есть ли развитие у спектакля – чем сегодняшняя версия отличается от той, что вышла два года назад?
— Мне кажется, он становится более точным. Мои навыки совершенствуются. Добавились какие-то современные вещи. Стеб над ютубом, видеоблогерами. Работа в технике ASMR, шепот в микрофон, такие приятные постукивания. Это спектакль о женщине, о ее разных лицах и воплощениях. Не только о Елене, а о совершенно очаровательных несчастных проститутках, о продавщице с рынка. Это множество разных лиц женщины и одновременно это все она. Женщина-робот. Женщина-божество. Человек. Не-человек.
— Ты сейчас репетируешь В.Е.Р.У в Мастерской. И это, вероятно, принципиально другой театральный язык и материал? Ты играешь Ахмадуллину?
— Я играю Ахмадуллину и Фурцеву. Здорово снова поработать с ребятами из Мастерской, мы давно ничего не делали вместе. Мой однокурсник Сережа Карабань делает этот спектакль как режиссер. Я видела его «Галича», он мне очень понравился. Мы не играем этих персонажей. Мы помещаем их в современную ситуацию. Проводим параллели с сегодняшней жизнью. Мы не погружаемся в 60-е годы.
— Твой муж (рэпер Хаски) ходит на твои спектакли? На «Йелэну», например?
— Да, он приходил на премьеру два года назад. Сейчас приходят наши общие друзья. Мастерскую он очень любит, и, уверена, придет смотреть В.Е.Р.У. Он много общается с ребятами. Смотрит все спектакли.
— Не планируете коллаборацию Хаски и Мастерской Брусникина? Поработать вместе?
— Дима часто зовет ребят сниматься в своих клипах. Но вряд ли он повторит опыт с «Маленькими трагедиями». Все зависит от конкретного предложения. Если это будет интересный материал – все может быть.
