Международный театральный фестиваль им. А.П.Чехова привез в Москву первый полномасштабный спектакль Акрама Хана, созданный по заказу Английского Национального балета, «Жизель». Туманами реанимированного романтизма дышала Татьяна Арефьева.
Сначала сюжет: честная деревенская дева влюблена в дворянина, но не знает о его происхождении. Она бы не стала, ни-ни, никогда. Молодые любят друг друга, но идиллию портит лесник. Тоже влюбленный в деву, он пытается доказать свою ценность. Например, вывести поддельного дворянина на чистую воду. По дороге с охоты деревню проезжают аристократы, среди них — невеста обманщика и вся его родня. Правда очевидна, дева умирает от разочарования. Антракт.
Второе действие отдано зловещим мертвецам, обманутым и мертвым невестам. Не надо было леснику приходить ночью на кладбище, как, впрочем, и влюбленному аристократу. Вилисы, невесты, не дожившие до свадьбы, затанцовывают таких красавчиков насмерть. Но дева спасает возлюбленного, финал.
Такой была сказка 1841 года по мотивам легенды, пересказанной Генрихом Гейне. В либретто 2016 года горная деревушка превращается в лагерь рабочих-нелегалов, кладбище в заброшенную фабрику. Европейский романтизм уходит из сюжета, но остается в движении, рисунке света, в сценографии. Главный ее элемент — стена, которая вращается и поворачивается к нам разными сторонами, тюремной и загробной. Рядовой зритель ее обругал и не понял, но она прекрасна хотя бы тем, что приходит в движение по фабричному гудку, абсолютно инфернальному и оттого глубоко романтическому.
Актуализированная Ханом Жизель, фабричная девушка, носит во чреве дитя фабриканта, угнетателя. Фабрика закрыта, вчерашние ткачи служат буржуазии развлечением — хорошо поют и танцуют, симпатичные, подтянутые, всех рас и цветов кожи, выбирай не хочу. Возлюбленный Жизель скрывает свою принадлежность к фабрикантам. Его соперник — теперь вовсе не лесник, а механик-оборотень, сотрудничающий с администрацией и временами бегающий по-животному, на четвереньках. Это анималистические пробежки становятся одним из важных аттракционов спектакля. Народные массы превращаются в табуны вольных коней. Они перебирают ногами и подпрыгивают как кобылицы с норовом, не знавшие узды. Так Акрам Хан рассказывает нам о душе угнетенных.
Смерть Жизели также обставлена им оригинально: она умирает не от безумия, не от сердечного приступа, а задушенная обществом. Когда обман молодого фабриканта раскрывается, общество сворачивается вокруг девушки в тугой вибрирующий комок, из которого она пытается взвиться вверх, но безвольно сникает в итоге. Этот человеческий комок — или гнездо, или мораль, или традиция — выглядит как живой дизайнерский объект. Спектакль проходит, а образ не оставляет зрителя в покое.
Второй — мистический — акт с вилисами, восставшими из гробов невестами в полуразложившихся свадебных платьях, романтичен до дрожи. Тут тебе и «Сонная лощина», и «Мертвая невеста» Тима Бёртона, и миллион фильмов, где туман, бледная девушка в белом, экстаз при свете луны. Определяющий момент мира вилис — их волшебные палки в полтора метра длиной. Ими они убивают тоскующего по деве техника, красиво вертят и многозначительно стучат ими об пол.
Все первое действие мы видели свободный современный танец, где люди ходили как люди, полной стопой. Мертвые передвигаются строго на пуантах. Королева мертвых учит новенькую быть правильной покойницей: ставит ее на цыпочки и дает в зубы волшебную палку. Ножками перебираем, балансируем, палочку держим ровно — злая аллюзия на обучение классике.
С помощью той же палки от женщины к женщине передается энергия власти. Королева превращает Жизель из бездыханного тела в сверхъестественное существо, воткнув один конец шеста в свой живот, другой — в живот (центр силы) покойницы. Тем же методом Жизель в финале объясняет свою позицию королеве: «Мой возлюбленный будет жить, с вас хватит смерти механика».
Час сорок с антрактом миновали. Перед нами — гигантская гробовая плита, о которую бьётся молодой фабрикант. Плита медленно отъезжает в потусторонний мир. Звучит красивый драматический финал. Музыка на основе оригинального балета Адольфа Адана переписана и дополнена шумами (на самом деле, написана заново, и слава богу). Дарк-романтизм торжествует. Ждет вас и ваших детей, особенно девочек.