«Народ безмолвствует» гласит цитата из драмы Пушкина «Борис Годунов», которую в России знает практически каждый взрослый. Эти слова как универсальная формула объясняют то, что не поддается объяснению: политическая ситуация в стране, состояние социальной сферы, отсутствие гражданской позиции. Чем негативней перспективы тем молчиливее принимается общая участь.
Для премьеры спектакля «Борис» Дмитрия Крымова эта фраза ключевая. В спектакле «Борис» страна безмолвствует потому, что живёт паттернами, суевериями, теориями заговоров и величие ее протеста исчерпывает пошлый анекдот и пачка разбитых об пол яиц.
Дмитрий Крымов сохранил ключевые сцены исторической драмы, но сделал сюжет вторичным по сравнению с его реализацией. В центре внимания оказывается мгновенная готовность додумать и дописать увиденное. Режиссер сообщает первую букву, допустим – «а», задает узнаваемый контекст, и зрительскому воображение этого достаточно чтобы присоединить к «а» — «б», потому что так устроено восприятие.
На сцену выходят бабушки и дети со сменкой, женщина конферансье в кокошнике объявляет первый номер, мальчик садится за красный рояль и начинает играть Баха. Соединяем предложенные точки и получаем утренник или показ самодеятельности в доме культуры. Так, в условно нашем времени, выглядит помазание на царский престол. Обязателен и фуршет, сопровождаемый выступлением хора пенсионеров.
Зрителям ничего не сообщается прямо в лоб, хотя в прямолинейности спектаклю не откажешь. К вступлению в должность приближенные дарят Борису (Тимофей Трибунцев) парадный портрет в мундире при наградах, как у героев войны 1812 года. Возникшую ассоциацию хочется продолжить сентенцией о имперских амбициях нашей власти. Следующим номером чиновники читают новому руководству стихи с признанием в любви. Быть с властью почти на равных позволяет себе только Шуйский (Михаил Филиппов), делая это интимно, глаза в глаза, подбирая подходящие к случаю строки из письма Татьяны к Онегину. Остальные солидные мужчины, со сосредоточенными взглядами мальчиков, декламирующих стишок на утреннике в детском саду, представляют одновременно смешную и страшную картину — раболепия. Чтение стихов плавно перетекает в поклонение гробам, которые для удобства привезли вместе с мощами. Борис им поет, разбивает лоб в кровь, и происходящее все больше напоминает обряд тайного ордена показанного в телепередаче о захвате мира рептилоидами. Отчасти потому, что власть в «Борисе» видится ровно такой, какой в тайне мы сами себе ее представляем. Народом правит масонская ложа со своими ритуалами и убитыми младенцами, разговаривающая на языке иносказаний, состоящим из пословиц и поговорок. Так звучит язык скреп, в котором не может быть ни одного живого слова, но за клишированными оборотами стоят голодающие дети Поволжья и Великая Отечественная война.
Взлет и падение Бориса умещается в одну затянувшуюся вечеринку после инаугурации, и кульминацией этого вечера становится не гибель царя, а «сцена у Фонтана», решенная как ещё один вставной номер концерта. Девушку из хора (Паулина Андреева) принуждают играть роль Марины Мнишек, она протестует, но ее протест — беззубый и выливается в безобидный анекдот и разбитые об пол куриные яйца. Бунт быстро сходит на нет и заканчивается селфи с Борисом, для Марининой мамы. С другой стороны — Самозванец, мальчик с брекетами из самодеятельности (Алина Ходжеванова), выплескивает тираническую злобу маленького человека, обещающего когда-нибудь взять власть в свои руки, чтобы вернуться к нам вторым Борисом. Антология их общего протеста характерна отсутствием сил на перемены. Народ безмолвствует потому что привык, смирился и верит в то, что масонская ложа над ним укажет пальцем на следующего наследника Русской империи.
