В Электротеатре «Станиславский» завершились первые показы российской премьеры оперы Дмитрия Курляндского «Октавия. Трепанация». Спектакль Бориса Юхананова впервые поставили на Holland Festival два года назад. В Москве публика увидела новую полноценную версию, прошедшую в рамках международного фестиваля-школы «Территория». Специально для «Вашего Досуга» Надежда Травина побывала на премьере и попыталась разобраться, для чего режиссер и композитор решили прооперировать череп Ленина прямо на сцене.
Жить в твоей голове: трепанация сценическая
История «Октавии» началась еще тридцать лет назад, когда Борис Юхананов поставил на сцене актового зала в одном из московских жэков спектакль-перформанс, в котором трагедия Сенеки «Октавия» объединилась с фрагментами эссе Льва Троцкого о Ленине. Впрочем, об этом примере театрального андеграунда, идеально вписавшемся в атмосферу советской перестройки, вспомнят разве что очевидцы. После длительного забвения «Октавия» была возвращена к жизни в 2017 году в Амстердаме. По заказу Holland Festival, крупнейшего фестиваля современной музыки, Юхананов и композитор Дмитрий Курляндский создали новую версию спектакля, усилив идею тирании (фестиваль в том году был посвящен теме демократии). Публика и пресса восприняли проект команды Электротеатра на ура, оставалось лишь ждать показа на родине. И два года спустя благодаря фестивалю «Территория» копродукцию, наконец, привезли в Москву.
Опера «Октавия. Трепанация» – о тиранах и тирании в широком смысле, о жажде власти и жестокости, о замкнутости и страхе. Органично переплетая сюжет трагедии Сенеки с текстом Троцкого, Юхананов выводит на сцену двух великих тиранов – императора Нерона, погубившего целый Рим и Владимира Ильича Ленина (на самом деле, здесь напрашивается другая аналогия – Сталин, но спектакль изначально создавался к заявленной голландским фестивалем теме русской революции 1917 года). Собственно, действие происходит непосредственно в голове вождя мирового пролетариата, которую режиссер безжалостно вскрывает с самого начала: в громадном черепе появляются то Нерон, то Сенека, то Октавия в виде женского октета. В сценическом мозгу Ленина мизансцены-выходы персонажей олицетворяют некие «этапы тирании» – прежде всего, Нерона, о котором рассуждает Сенека, но и тирании вообще, от зарождения человечества до наших дней. Но в процессе полуторачасовой трепанации все это уходит в небытие: Лев Троцкий (блистательно загримированный актер Юрий Дуванов) трагическим голосом сообщает о том, что Ленина больше нет, после чего, словно в насмешку, в черепе всплывает надувная голова Будды с лицом Ильича.
Исторические фигуры в спектакле существуют словно в одной вселенной и парадоксальным образом объединяются. В одной из сцен происходит прямое объединение: Троцкий обнимает Нерона, будто «благословляя» его решение уничтожить Октавию. Фантасмагорическое постмодернистское действо шокирует, вводит в некий транс и одновременно заставляет забыть про все на свете: чего стоит только один макет головы с зловеще светящимися глазами Ленина (браво художнику-постановщику Степану Лукьянову), «балет» красноармейцев в красном латексе и, конечно же, ожившая терракотовая армия (нельзя не посочувствовать волонтерам в семикилограммовых доспехах).
Диалог с оперной традицией: трепанация музыкальная
О том, что «Октавия» – именно опера, спорить не нужно, и дело даже не в том, что сегодня под этим жанром можно воспринимать все, что угодно. «Октавия. Трепанация» – это самая что ни на есть классическая опера-seria, только существующая в сегодняшнем измерении и поставленная в условиях современного театра. Налицо все ее признаки: исторический сюжет, конфликтная драматургия, виртуозные лирико-скорбные арии, хор, как в античной трагедии комментирующий действие и даже машинерия. Найдется и прародитель «Октавии» – это великая опера Монтвеверди «Коронация Поппеи», которая также рассказывает об отношениях Нерона со второй женой Поппеей Сабиной. Тем не менее, нельзя сказать, что Курляндский следовал только лишь законам «серьезной» оперы XVII века. В «Октавии» есть и прекрасно слышатся лейтмотивы – краткие музыкальные характеристики героев (а это привет романтическим операм). Из этих мгновенно врезающихся в память тем и складываются арии Нерона и Сенеки – непривычно мелодические даже для самого Курляндского. И если интонации нервно-фальцетного Нерона (Сергей Малинин) заставляют вспомнить Воццека и одновременно какого-нибудь советского исполнителя лирических песен, то партия седовласого философа Сенеки (Алексей Коханов) – сплошная кантилена, пусть и с жуткими прыжками из регистра в регистр.
Однако вступая в диалог с многовековой оперной традицией, Курляндский остается верен себе. Ария Агриппины (Арина Зверева) – не столько «плач Дидоны», сколько типичное вокальное соло, написанное композитором XXIвека. И в этом задыхающемся полупении-полушепоте, равно как и ускользающих звуках Октавии (женского октета Questa Musica), была своя красота, ощущалась исполнительская свобода, которая вообще-то чужда этой опере. Курляндский создал строго нотированную партитуру, где исполнители должны воспроизвести все авторские указания (никаких импровизаций!): музыка отчасти подчинена композиторскому диктату, и эта, в общем-то, обычная для композитора вещь, таким образом, еще раз обыгрывает идею тирании. Кстати, голоса певцов сопровождает электронный саунд, основанный на почти в сто раз растянутых во времени начальных тактов «Варшавянки»: Курляндский совместно с саунд-артистом Олегом Макаровым препарировал знаменитый революционный хор, отчего «Вихри враждебные» превратились в переливающиеся спектры (чем не музыкальная трепанация?).
И напоследок. Борис Юхананов говорит о том, что в «Октавии» он «лечит историю». И в самом деле, обращаясь к нашему прошлому, мы одновременно осознаем свое настоящее. В спектакле Юхананова ничто не забыто, никто не забыт, а обреченный Рим выглядит метафорой нашей действительности. Посмотрим, усилится ли его актуальность в будущем 2020-м году, когда пройдут новые показы. А пока оперу Курляндского можно послушать на лейбле FANCYMUSIC: релиз доступен на платформах ITunes и Apple Music.
