Состоялась долгожданная, в два вечера, премьера Бориса Юхананова «Пиноккио». Казалось бы, каких визуальных чудес на сцене Электротеатра Станиславский, не было, уже ничем не удивить. А «Пиноккио» удивляет. Первый спектакль называется «Лес». Эта часть готовит зрителя к восприятию «пиномифологии», к мистерии, которая зародилась у Андрея Вишневского в 70-е годы прошлого века. Важно, что Вишневский и Юхананов вместе учились, этот текст рождался, развивался, мутировал, оставаясь общей историей драматурга и режиссера. По той трепетности и сдержанной страстности, которые ощущаются с первых секунд спектакля, понимаешь насколько «пиномифология» личная история для обоих.
Часть первая – «Рождение или отец»
Генрих фон Клейст (Владимир Долматовский), Гёте (Игорь Макаров), Эдгар По (Юрий Васильев) и Мэри Шелли (Алла Казакова, Ульяна Лукина, Серафима Низовская, Ирина Савицкова, Мария Чиркова) – зрители, смотрящие на происходящее из театральных лож, обсуждающие увиденное в фойе – некая светская тусовка. Наши предки были марионетки! От этой точки и начнется отсчет. Наверху, за театральными ложами стоит «небесный хор», органист (Кирилл Широков) исполняет музыку Дмитрия Курляндского. Остается только сожалеть, что этого хора и этой музыки мало настолько они хороши - это и гимн греческим богам и реквием одновременно.
Совершенно сказочную коробку кукольного театра венчает череп Пиноккио. (Сценография Юрия Харикова). Если присмотреться, то и сама коробка очень напоминает обивку гроба. Таким образом сразу задается обратная перспектива происходящего. Отъезжает эта ширма в глубину сцены - попадаешь в волшебный лес и одновременно операционную или морг в котором дерево должно разродиться живым существом. Хирург Джоппетто ( Александр Милосердов и Александр Пантелеев) и его ассистент Вишня (Александр Синюков и Николай Трифилов) принимают рождающееся из неживого живое. Как драматург и режиссер, которые на наших глазах совершают акт делания жизни, стремясь спасти исчезающее человеческое в человеке.
Пиноккио тоже рождается два ( Светлана Найденова и Мария Беляева). Сразу задается двоичная кодовая система. Тут и Арто с его двойником и совершенно новое качество двойственности. Современный человек все больше зависит от техники, все больше роботизируется сам. В нем сосуществуют и борются два начала – человек и робот. Две актрисы, невероятно похожие при замирании, заметно отличаются по пластике и голосовой партитуре. Но пока они еще одно целое, рожденное в топке преображения неживого в живое. Я не видела опытов Бориса Юхананова на тему Голема, но связь очевидна. Эта рожденная из пульсирующей в дереве опухоли пара невероятно хрупка, с первых секунд вызывает желание защитить. Только хрупки они, оказывается, от волн лишней кожи. Излишняя закрытость от мира не нужна ни самому человеку, ни миру. Пиноккио помещают в инкубатор. Но Пиноккио рвется посмотреть мир и сбегает в сад, а потом за его пределы. Голод возвращает беглеца в лабораторию где он встречает Сверчка (Анна Даукаева и Евгений Самарин), который называет Пиноккио Имаго – зрелым организмом насекомого. Теплый красный свет, сопровождавший Пиноккио меняется на холодный синий – происходит первая встреча с реальностью в которой его не ждали. Сверчок показывает карту, где есть место всем, особенно насекомым, но нет места паяцу Пиноккио. Сверчок-говорун вещает Пиноккио о тотальной ненужности миру, о том, что он везде будет вызывать только смех. Но тут же предлагает выход из ситуации – стать городом. Городом в котором поселятся насекомые и съедят его. Но щипцы Джоппетто не зря извлекли за нос эту живую марионетку, Пиноккио убивает Сверчка молотком и тот (те) исчезает в дереве-саркофаге. Первая победа на пути к свободе, но голод усиливается. Желание съесть найденное яйцо оборачивается дружбой с вылупившимися Птенчиками (Георгий Грищенков, Борис Дергачев). Пиноккио уже не один, у него появились друзья. Веселая компания в яйце – мотоцикле отправляется в город, но там друзья оставляют его одного. В городе, в поисках хлеба, Пиноккио попадает в дом. Сцену в доме 75-летнего старика нельзя обойти вниманием. Владимир Коренев, как старый самурай, возлегает на диване, а его «дорогая», в шесть пар рук (девушки в кимоно), натуральным образом жарят ему яичницу с беконом. Такие вот адские сковородочки готовятся расслабленному хозяину жизни. Не видела я еще на столичной сцене такого прямого погружения в запахи. И вот из этого сытного рая старик задает вопрос: «А ты крещеный?». И устраивает «крещение» с обливанием водой и вызовом полиции.
Каждое событие на пути Пиноккио – этап взросления и освобождения. Не смотря на такую далекую от реальности театральную форму, постоянно чувствуешь боль и страх за человечков, видишь в них своих и чужих детей, свое детство и юность. Крайнюю открытость и незащищенность ребенка, подростка да и взрослого в этом мире. Возраст – категория относительная. Это самый нежный и страшный спектакль Бориса Юхананова и самый искренний.
Уже взявший нас за живое Пиноккио возвращается домой, туда где тепло и красный свет. Но засыпает у жаровни и сгорает дотла. В этот момент горения как раз меньше всего боишься за человечков. Самые страшные на начале пути испытания – столкновение с насекомыми, случайными друзьями-подругами и благодетелями уже позади. Действительно, Джеппетто и Вишня снова восстанавливают Пиноккио. Голубоватые обнаженные тельца закалились, стали ровного красного цвета. Он сгорел до полного ничего, но осталось сердце и нос. Лазурное сияние сердца и уходящий в даль нос кричали о том, что этот ребенок уже был. Восстановленный Пиноккио лишен лишней кожи, сгоревшей от мытарств и открытого огня. Теперь он готов к встрече с миром и к получению знаний. Пиноккио готовится к школе. Джеппетто и Вишня предупреждают вновь рожденного, что он не тот с кем ничего не случится. Это не пугает Пиноккио: «Я научусь не бояться!». В лесу деревянные тельца обретают одежду. Невероятной красоты сама сцена облачения в костюмы. В этой алхимии превращений Пиноккио храним чистотой сердца и любопытством своего длинного носа. Вырастая в дереве и отделяясь от него, он питается силами земли. Закаляется огнем и водой. Готовится к встрече с самым опасным – миром людей.
«Пиномифология» - путь возвращения человека к себе изначальному, архаическому, поиск религии, как опоры. Отсюда греческий хор, египетские и китайские погребальные маски и совершенно потрясающее по красоте обретение в лесу отца с азбукой-торой в руках. Несомненно, что «новой процессуальности» очень к лицу современные технические средства. Партитура, созданная художником по свету Юрием Хариковым и видеохудожником Еленой Коптяевой, заслуживает сразу всяческих номинаций. Нельзя не высказать восхищение художником по костюмам – Анастасией Нефедовой. В фойе Электротеатра прекрасно организована выставка этапов ее поиска. В этом спектакле нет швов: текст, костюмы, музыка, сценография, свет, видео, хореография (Андрей Кузнецов-Вечеслов) – все переплетено и поддерживает друг друга. Анастасия Нефёдова создала эстетически безупречную стилизацию костюмов вообще и, в частности, масок комедии дель арте. Стоит упомянуть, что с актерами очень много репетировал итальянский режиссер-педагог по работе с масками Алессио Нардин. Все что касается движений и вообще умения быть в маске – это отлажено как часовой механизм. Спектакль одновременно живой, дышащий и четко выверенный творчески и технически.
То что происходит на сцене Электротеатра очень напоминает мир «Степного волка» Германа Гессе. Сверч проверяет Пиноккио на чувство юмора. Отсутствие чувства юмора приводит Гарри Галлера к поражению. Но остается надежа, что предоставится возможность сыграть снова. Что будет с Пиноккио дальше? Обретет ли он чувство юмора или у него будут другие механизмы защиты в себе человека? Бесспорно одно – Борис Юхананов и Андрей Вишневский построили лабораторию в которой родился мифологический герой и мы будем свидетелями разворачивания мистерии пиновселенной в центре Москвы. Этот нельзя пропустить.
Часть вторая — «За горячим сердцем и любопытным носом»
Вторая часть спектакля называется «Пиноккио. Театр». Но имеет еще подназвание – «Роза и Раффлезия». Если первая часть, «Лес» воспринимается больше интуитивно, то вторая, скорее, интеллектуально. Известно, что пьеса, которая легла в основу спектакля, пишется Андреем Вишневским уже больше сорока лет. Было создано шестьдесят вариантов сценографии, более ста пятидесяти костюмов и почти три года репетиций. В результате построилась не тяжелая конструкция, а прочный фундамент для фееричного действия.
Во второй части уже гораздо больше иронии и даже юмора. Беленький Пиноккио ( Светлана Найденова и Мария Беляева) в плащике-колокольчике, конечно, так и не дошел до школы. Тут необходимо уточнить, для тех кто не видел спектакль, — Пиноккио играют две актрисы. Поэтому будет употребляться, как единственное, так и множественное число. Живой марионетке просто нельзя было обойти стороной театр. Еще ничего не поняв про театр, Пиноккио восклицает: «Я хочу играть в театре!». Мерзкий старик, напевающий «Пчелочка златая» на входе, контролеры и кассиры преодолеваются легко. Заманчиво звучат слова, что не нужно учиться, если ты «рожден под хорошим» - все достанется бесплатно. В театре все – комедия. За этот веселый мир Пиноккио отдают Иностранцу (Антон Лапенко) свою азбуку – те алмазные кубики знания, которые дал им в волшебном лесу отец. Покупка билета в театр жизни ценой обмена знаний, дарованных по факту рождения, на опыт, получаемый через боль и унижения. Выживание среди масок. Пиноккио – выскочка. С отвагой неофита, через театр и творчество, он идет в сторону обретения своей сути и своей маски.
Пиноккио попадают на спектакль «Нежный гомункул, или Пьеро и Арлекин в гибнущем мире». Нужно отметить, что двоичная система переходит в троичную. К невероятно привлекательной парочке Пиноккио примыкает похожий на паука щеголь Иностранец. Он-то и сопровождает их в новый мир, где все зрители – застывшие маски, а на сцене – маски живые. Три Арлекина и три Пьеро. На сцене мир многомернее, чем за ее пределами. Чувствительное сердце деревянного человечка отзывается на мир сценический, как на единственно живой. Арлекин демонстрирует как он служит семи господам: Король (узнаваемый Брежнев), Монашка, Ведьма, Титания, Мясо, Танцовщица, Козел. Особенно прекрасна сцена с королевой Фей Титанией ( Инна Головина, Ирина Коренева, Диана Рахимова). Каждая из трех Титаний появляется во все более окровавленном платье и со все более окровавленным лицом. Тут и отрубание головы, и бывший супруг, как золотая статуэтка в стеклянном шаре, а самое невероятное – целых 12 кружащих дронов! Кажется, что космические пришельцы наблюдают за феей и, как результат, признают ее бессмертной. Почему Пьеро проигрывает Арлекину? Потому, что нет легкости в принятии правил игры. А основное правило – на время работы полюбить всех господ. От бессильной злобы Пьеро расстреливает своих хозяев из пулемета. Голос говорит, что потом он кончает с собой, но мы видим, что это Арлекин убивает Пьеро. Ирония и смелость побеждают уныние и трусость.
Пиноккио видит над сценой сияющую Розу и, срывая спектакль, выходит на сцену. Режиссеру Манджафокко (Юрий Дуванов, Олег Бажанов) только кажется, что он наказывает Пиноккио, подсаживая его на театр, как на наркотик. На самом деле, он дает лекарство уже инфицированному, но еще не совсем осознающему последствия. В вестибюле Пиноккио видит джанк-паяцев — старых актеров, изгнанных из театра и испытывающих невыносимые муки, продолжающих играть свои роли уже для себя. На разных этажах театра Пиноккио подключается к происходящему и искренне высказывается. Самое красивое происходит не на спектаклях, а в репетиционном зале. Как не казался бы прием с вихрем и снегом слишком часто используемым, оправданный и к месту, — он работает безотказно.
Режиссер Манджафокко открывает Пиноккио секрет, как он приманивает в театр новобранцев. Хищные цветки Раффлезии ловят их в плен, создавая иллюзию потерянного Рая. Актеры-паяцы обретают дар метаморфозы, облучаясь светом пленных ангелов. Но Пиноккио недостаточно получить отраженный свет – он прыгает внутрь Раффлезии. Над сценой качается хрустальный саркофаг с хрустальным человечком внутри. Форма саркофага повторяет форму той древесной опухоли из которой был изначально извлечен Пиноккио. Он попадает, в сущности, в более совершенное материнское чрево. Пиноккио превращается в лазурную марионетку, способную создать свою версию Орфея. Манджафокко, опасаясь сбоя созданной им системы, начинает ограничивать буйную фантазию неофита. Пиноккио пытается наладить отношения, вызывая к диалогу лучшую творческую часть режиссера – Нежинского, но Манджафокко загоняет Нежинского обратно. При этом произносит трогательный монолог, как жаль страдающего бездарного артиста, как хочется его пожалеть, прикрыть более талантливыми партнерами. А вообще нужен ли театру зритель? Для чего все эти страдания бесталанных или гениальных актеров? Выброшенный из театра Пиноккио неминуемо снова прибивается ветром судьбы к центру Розы, соединяет свое сердце с сердцем театра и, как награда за верность этой любви, – громкий стук падающих золотых монет.
Важная часть действия – объявляемые паузы. Если жизнь равна театру, то паузы равны антрактам и дают возможность осмыслить увиденное.
Самое яркое и театральное в части «Театр» - это маски и умение в них существовать. В антракте познакомилась с Алессио Нардин, который рассказал, что он не только был педагогом по работе с маской, но и создал эти уникальные маски. Есть маски из чудесной белой кожи, есть из латекса. Каждая учитывает психофизику конкретного актера.
Часть «Пиноккио. Театр» прекрасна еще и тем, что в ней есть предчувствие продолжения. Предчувствие спирали, витка на котором Пиноккио выйдет к получению знаний и творчеству. Живыми могут быть только знания, полученные ценой собственного опыта. Пиноккио – отрицание любой системы: государство, чиновники, сообщества. Он идет за своим горячим сердцем и любопытным носом, не дожидается наступления «золотого века». Маленький человечек, разрываемый внутренними противоречиями, постоянно меняет свое качество, свой состав крови. Он пока не может обрести равновесие, собрать себя целого, но даже в этом состоянии снова и снова берет на себя ответственность, совершает выбор, идет туда, где страшно, но интересно.
Главная декорация, собственно театр, будучи утилитарно конкретной и статичной, тем не менее, рождает все новые ассоциации. Многое зависит от того из какой части зрительного зала смотришь на сцену. С середины второго ряда это вдруг стало похоже на старинный корабль с черепом Пиноккио, как с рострой или кариатидой. Что может ждать Пиноккио на корабле? Конечно, смерть. Смерть ждет каждого, но не каждый посмертно украсит нос одного из кораблей. Именно туда, в чрево корабля, увлекает нас маленький варвар Пиноккио.
