В театре «Практика» прошла премьера камерной оперы «Мороз, Красный нос» по одноименной поэме Некрасова. Музыку написал композитор Алексей Сюмак, спектакль представили режиссер Марина Брусникина, художник Ксения Перетрухина и художник по костюмам Леша Лобанов. Опера стала первой полноценной постановкой в рамках музыкального направления, созданного в апреле этого года на базе театра. Надежда Травина побывала на показе и рассказывает о том, почему «Мороз, красный нос» – совсем не про Новый год и не про крестьянскую долю.
Есть женщины в русском театре
В частности, это режиссер Марина Брусникина и актриса Яна Енжаева. Обе обрели друг друга еще при первоначальной работе над оперой пять лет назад, и теперь, наконец, решили представить неожиданный взгляд на «школьное» произведение. Вместо рассказа о тяжелой доле русской женщины получилась вневременная монодрама героини, пережившей потерю близкого человека. Монодрама, разворачивающаяся на глазах у зрителей, которые становятся ее участниками. Спектакль строится как путешествие-бродилка (задействованы обе сцены театра и фойе), где каждый проживает историю Дарьи от начала и до конца. Перевоплощение актрисы Мастерской Брусникина Яны Енжаевой в полубезумную, охваченную горем женщину, безусловно, главное преимущество постановки. Выразительные, исповедальные монологи (один из них сопровождался залихватским отчаянным плясом), чередующиеся с тихими репликами и незатейливыми народными напевами – основа основ спектакля, превращающая в фон и женский комментирующий ансамбль, и музыкантов в углу сцены, и трогательных детишек, читающих четверостишия Некрасова как на уроке литературы. И никакого платка, запряженного Савраски и дьячка, читающего молитву над телом покойного.
Лед и немножечко Cantos
За сценографию в опере целиком отвечала художник Ксения Перетрухина, которая и здесь осталась верна своей эстетике. Пространство фойе, в котором разворачивалась прелюдия и кода спектакля, превратилось в абстрактную инсталляцию леса. Торчащие бревна, запах древесины от декораций, густой «туман» – невольно вспомнилась опера Cantos, другая блестящая работа Сюмака и Перетрухиной (кстати, с таким же открытым финалом и светом в конце «тоннеля»). Немало «дерева» оказалось и в центральной части действа – в русской избе, которая незаметно трансформировалась в тот же абстрактный сумрачный лес. Перетрухина щедро использует природные материалы, и они невольно возвращают нас в крестьянский быт, что, повторимся, всячески пыталась избежать режиссер в своем спектакле. Однако, обратимся к Некрасову: ключевой момент поэмы – когда овдовевшая Дарья отправилась в «лес, по дрова». Именно после этого по дороге домой ее и забрал в свое царство Мороз, Красный нос.
Кстати, никакого снега, сугробов и снежинок в спектакле не найти: намек на зиму-2019, или отказ от прямолинейного отражения атмосферы поэмы? Зато был самый настоящий лед – и не просто кубики для коктейлей, а двухсоткилограммовые плиты. Из них соорудили нечто вроде хрустальной гробницы, на которую в финальной сцене опустилась бесстрашная Яна Енжаева и ее героиня, застывшая «в своем заколдованном сне».
Замерзшая музыка и 50 оттенков кашля
Удивительно, но до Алексея Сюмака никто из композиторов ни в XX веке, ни сейчас не осмелился взять поэму Некрасова и переложить ее на музыку (возможно, отталкивало «неактуальное» содержание текста?) Будучи таким образом первопроходцем, Сюмак написал чрезвычайно сложную для исполнения партитуру, которую невозможно воспроизвести с ходу или после двух-трех репетиций. Впрочем, с подобной изощренной нотописью могут справиться лишь настоящие профессионалы в области современной вокальной музыки как худрук ансамбля «Практика» Ольга Власова, сумевшая за столь короткий срок блестяще подготовить своих подопечных.
В чем сложность оперы? Она многослойна – как хороший пирог. Даже не заглядывая в партитуру, можно услышать, как множество мелодий, фраз, мотивов полифонически друг с другом сцепляются, расщепляются, выстраиваются в некую единую пирамиду. Эта звуковая «запутанность» – отражение не только фрагментарной структуры некрасовского текста, но и некого сумбура в душе героини. В ансамблевых инструментальных и вокальных партиях оперы царят полутоны, четвертитоны и прочие вокальные прелести — как ритмизированно-декламационные («Вглядись, молодица, смелее, каков воевода Мороз!»), так и монотонно гудящие, олицетворяющие, по словам композитора «замерзшую музыку». Развивая эту идею на протяжении всей оперы, Сюмак переводит телесные жесты в тонкую шелестящую материю, звучащую в унисон с электроникой: в начале и в конце действа его участники активно потирают ладони друг о друга и согревают их своим дыханием, пытаясь согреться. Но не шепот и дыхание стали настоящим испытанием для слушателя, а продолжительная «ария кашля» Дарьи с 50 оттенками его градаций – причем, не импровизация, а строгое воспроизведение партитуры. Но не забавы ради, а для того, чтобы показать продрогшую от жуткого холода и мороза, задыхающуюся от горя женщину.
А что же фольклор, спросите вы? Без русского народного, конечно, не обошлось, учитывая «геолокацию» поэмы. Впрочем, композитор не стал углубляться в эту сферу, лишь аккуратно добавил в оперу народный колорит в виде коротких лирических протяжных песен и причетов-голошений по умершему (которые, впрочем, превратились в нечто авангардное). Цитировал ли Алексей Сюмак народные источники или всего лишь воссоздал их облик – так сразу и не определишь. Впрочем, ничто не мешает спросить об этом композитора лично на ближайших показах оперы «Мороз, красный нос» в морозном январе наступающего года.
