«Золотая маска» совместно с брюссельским театром «Ла Монне» показала в театре им. Станиславского и Немировича-Данченко три спектакля Анны Терезы де Кеерсмакер и компании «Rosas».
Слово «тройчатка», которым была официально обозначена триада маленьких спектаклей Кеерсмакер, пришло к нам из советского прошлого. Тогда оно означало сочетание трёх одноактных балетов в один вечер: «Шопенианы», «Пахиты», «Кармен-сюиты». Ну и таблетку от боли, в которой анальгин встречался с папаверином и димедролом, ныне опальными. Слово это вернулось не просто так — подобное притягивает подобное, ashes to ashes.
Перед гастролями Анна Тереза сказала «Коммерсанту»: «...когда есть сильный танцевальный текст, независимый взгляд хореографа и умное сильное тело артиста, который умеет с ним работать, репертуар остается очень живым». Но то, что показали Rosas на сцене Станиславского не является живым: оно мертво той хорошей архивной мертвенностью, на которую приятно смотреть через стекло музея.
Вот четверка девочек преувеличенно смело и беспечно скачет под «Струнный квартет №4» Бартока. Кеерсмакер заявляет эту миниатюру как воинственно-феминистскую, но это ретро-феминизм. Он мог быть таким в 1986 году, когда танец был придуман и поставлен, но сейчас женское отстранение от мужского имеет совсем другую интонацию, оно нагружено множеством запретов. За 30 лет было много надумано, от бравых прыжков в идеологии не осталось и следа. В феминизме больше нет девчачьего, сейчас он брюзгливо-старушечий и осторожный («спроси меня, прежде чем посмотреть в мою сторону, вызови юриста, и мы подпишем договор о намерениях»).
Вот снова четверка, на этот раз мальчиков. От них мы ждем телесного ответа инструментам. В музыкальной гостиной перед началом спектакля нам объяснили: каждый герой отыгрывает партию одного инструмента, так можно структурировать кажущийся хаос на сцене. Но хаоса нет. Они просто танцуют один против трёх и три против одного. Эта математика очень хороша, следить за ней было бы наслаждением, если бы парни давали залу дыхание, а не отрабатывали схему. Если бы квартет играл осознанно, а не проходя партитуру — вот так, слаженно, аккуратно, вечер за вечером, город за городом, в ходе гастролей. «Большая фуга» Бетховена была если не убита, то качественно пригашена, и танец ему соответствовал. Он мог стать песней маскулинному, но стал картотекой танцевальных фраз.
Последним давали дуэт под молодого Шёнберга, далёкого от додекафонии, все ещё преувеличенно романтичного, слезливого и сопливого. Танец был обещан нехарактерный для Кеерсмакер, сюжетный, с лирикой — это объяснение в ночной аллее. Девушка рассказывает парню, что беременна не от него, но жениться им всё-таки стоит. В первой версии танца 1995 года танцовщиков было 14, в редакции 2014 года — трое, и наконец в Москву мы видим дуэт (такой обычный-обычный дуэт). Его существенно оживляет темнокожая француженка Соа Ратсифандриана, ее живость и грация привносит немного радости в музейный настрой зала, люди просыпаются.
Но что происходит со смыслом? Семь пар, танцующих одну простую историю «я не люблю его, люблю тебя, женись на мне» — это очень хорошо. Та же история, разложенная на троих — психологически интересно. Но сведенная к обычному диалогу, она становится банальной, и не важно, участвует здесь гениальная хореография Кеерсмакер или нет.
С учётом того, что партнёр Сои — конвенциональный белый мужчина, история приобретает колониальный оттенок, как бы мы не одергивали себя. Смотрим на сцену и видим что-то вроде последней любовной сцены из «Сердца Ангела», где юная жрица вуду из Нового Орлеана приходит в гостиницу к белому детективу из Нью-Йорка, и на бэкграунде также присутствует чужое дитя, но не во чреве, а у соседки.
Тут феминистический ореол Кеерсмакер (наведенный ее фанатиками и ею самой отрицаемый) окончательно меркнет. Проступает общий смысл так называемой тройчатки: «как не скачи, все равно придёшь к мужчине с повинной». И хотя сама Анна Тереза обозначала его «смотрите, как я разбираюсь с классической музыкой», настроение портится. Ясно, что мы должны думать об умном и отвлечённом, но тянет по-женски подумать о простом. Например о том, что физическое присутствие Кеерсмакер на гастролях гальванизировало бы ее труппу, и мы увидели бы совсем другое кино.
