С 30 января репертуар Театра на Таганке пополняется новым спектаклем «Lё Тартюф. Комедия» в постановке Юрия Муравицкого. Долгое время Таганка считалась местом дерзких смелых и молодых спектаклей. Последние пару лет с молодостью в театре все было неплохо. Чего не скажешь о дерзости, актуальности и смелости.
На пресс-показ нового «Тартюфа» мы решили пойти всей редакцией «Вашего досуга». Все же это важная веха. Прежде «Тартюф» тут шел в постановке Юрия Любимова. Новую версию поставил тоже Юрий, но уже сегодняшнего дня. Давно мы так долго, интенсивно и заливисто не смеялись в театре. Давно на пресс-показах мы не видели хохочущими столько уже изрядно уставших от каждодневных спектаклей представителей «театрального бомонда». «Lё Тартюф. Комедия» — спектакль, где нашлось место и гомоэротизму, и выкрикам «Зиг Хайль», и песням Александра Малинина, и при этом острой сатире в адрес религии и добродетели, а к финалу и политического устройства современной России. Все, как в лучшие годы Таганки. Только еще и очень смешно.
Описать спектакль очень просто. Начинается действие в стилистике Роберта Уилсона — цирковые отыгрыши, барочные жесты, китчевый грим, одиозные музыкальные номера и фирменный серо-синий свет. В театральном мире есть присказка: «все, что выглядит, как Боб Уилсон, но не является Бобом Уилсоном, априори плохо». Первые минуты кажется, что «Lё Тартюф. Комедия» — не исключение, но внезапно фирменный стиль Уилсона приправляется русским народным балаганом, а сценическая палитра сменяется ярко-кислотными цветами в духе другого режиссера-визуала, Филиппа Григорьяна. А вот уже герои прическами и обыгрыванием разных говоров, акцентов и диалектов начинают, как внешне, так и по подаче, походить на персонажей спектаклей Андрея Могучего. И когда с такой хрестоматией современных режиссеров в миниатюре свыкаешься, внезапно все разрешается сценой, отчетливо навевающей воспоминания о финале «Макбета» в постановке Дмитрия Чернякова.
Вроде бы, косплеить разных успешных театральных режиссеров — шаг заведомо проигрышный, но тут все спасает юмор. В чем нельзя упрекнуть Муравицкого, так это в недостатке оригинальности чувства комичного. Он заставляет смеяться над текстом Мольера (хотя, казалось бы, что может быть более мертвого и избитого в российском театре), он создает свой юмор из ничего — от ситуативных мизансцен до интонационной окраски (и вновь вспомним театр как искусство подтекста и интонаций, который господствовал на Таганке в золотые годы при Любимове).
Текст Мольера звучит практически полностью, но важно то, как именно он подается. У каждого героя свой неповторимый флоу, крикливый, по площадному атакующий, но при этом гипнотически мелодичный. Любой акцент в речи не просто смешит смыслом, он даже звучит смешно. Причем юмор на разные поколения работает по-разному. Кого будоражит рэп-читка, кого — романс, а кого — классическая театральная декламация. В итоге, получается, пожалуй, самая смешная комедия в театре за последние годы, где вне зависимости от возраста и культурных предпочтений зал дружно хохочет, заражая друг друга новой волной смеха. При том, что спектакль все же в первую очередь молодежный. Зрителям от 15 до 30 лет хочется пожелать отложить контроллер приставки, свернуть вкладки на youtube, отбросить мечты о карьере stand-up комика и на три часа отправиться на Таганку. Редко театральный режиссер понимает, что конкурирует за зрителя не с академическими театрами, а с медиа средой, компьютерными играми и late night show.
Можно подумать, что кроме юмора от пьесы Мольера не осталось ничего — ни классовой сатиры, не обличения лицемерия религиозных догматов, ни, в конце концов, политического фарса. Однако, надо отдать должное, у Муравицкого с этими пластами полный порядок. В эстетике сериала «Молодой Папа» обманщик Тартюф предстает проповедником, риторически не уступающим Христу. Его благостные, елейные речи настолько же убедительны, насколько и лживы. Вновь использован прием: чтобы не оскорбить нежные чувства отечественных верующих, все религиозные сцены помещены в католический сеттинг.
Однако самая красивая метаморфоза происходит в финале. После полутора часов заливистого смеха первого акта, второй уже больше про серьезное. Если кто помнит, у Мольера высмеиваются и подрываются религиозные речи не случайно. В финале, словно сам Господь Бог, появляется длань Короля. Гонец сообщает, что Король все видит и восстановит справедливость. Happy end! Сделан такой ходульный финал сознательно — зритель должен понять, что надеяться нужно не на Бога и его наместника на земле, Папу Римского, а только на короля.
Так вот в финале Муравицкого гонец от Короля тоже прибывает. Только теперь это ОМОН, который кладет всех — и плохих, и хороших. Так Муравицкий напоминает, что смех смехом, но сегодня мы живем в реалиях, когда хохотать можно лишь до тех пор, пока на тебя не обратила внимания власть. А если обратит, разбираться она не будет, задушит всех. Крайне эффектная мысль, если вспомнить, что недавно комик Александр Долгополов вынужден был уехать из России, поскольку его начали преследовать за шутки.
В сухом остатке мы имеем: стильные декорации и костюмы Гали Солодовниковой, живую театральную музыку Луи Лебе (музыканты не только сами кайфуют, они же — еще один из предлого посмеяться, поскольку регулярно разными звуками подзвучивают потдексты героев), современный свет от Сергея Васильева, хорошую актерскую игру (принимая во внимание неоднородность труппы Таганки, Муравицкий поставил актеров в такие условия, где нужном умудриться сыграть плохо — чем хуже у тебя получается, тем смешнее зрителю) и, наконец, относительно большую роль Василия Уриевского (который перевоплащается настолько, что издали его не сразу удается узнать).
К тому же, если вас раздражает, когда в театре актеры на сцене орут и картинно разводят руками, этот спектакль вас особенно повеселит, поскольку весь на обыгрывании этих стереотипов построен. В этом, пожалуй, главное достоинство спектакля — он не паразитирует на достижениях других режиссеров, а скорее использует все сливки театральности, чтобы понять, как должен выглядеть действительно смешной спектакль в современности. Надо признать, с чувством юмора у режиссера все роскошно. А это уже много. Смех, конечно, не спасет от финального удушья, но, как минимум, будет что вспомнить в последние минуты.