Почти 10 лет назад в России была показана последняя оригинальная постановка Дмитрия Чернякова, главного российского оперного режиссера, обладателя многочисленных наград и «оперных Оскаров». Постановка вызвала нешуточный скандал, была закрыта, а все декорации спешно уничтожили, чтобы никакой другой, более смелый театр (а предложения были) этот спектакль купить и показывать не смог.
В той истории вокруг постановки оперы Михаила Глинки «Руслан и Людмила» примечательно было, что на только открывшейся после реконструкции Исторической сцене Большого театра в первом действии зрителям показывали нарядный лубок, а ко второму выяснялось, что все это было фальшивкой — стилизованной под стародавние традиции свадебной церемонией. Остроумие режиссера оценили не все. Нашлись зрители, которые недостаточно внимательно смотрели спектакль и принимали происходящее в первой картине за чистую монету. Можете представить, какой шок и какую обиду они испытывали, когда понимали (если понимали), что их ожидания обманули. Более того, к финалу на сцене возникала обнаженная женская грудь, и оказалось, что в России людей, которых обнаженные женские формы в искусстве могут оскорбить, не так мало.
Дальше история известна — крики «Браво!» и «Позор!», доносы и растасканный на мемы и цитаты иск в суд с требованием моральной компенсации «за испытанные в ходе просмотра спектакля нравственные страдания». Постановку сняли, а главный русский режиссер почти 10 лет ничего нового в России не ставил, и увидеть актуальный его спектакль можно было только в Европе или Америке.
Наконец оно случилось — возвращение в Большой театр с большой русской оперой «Садко» Римского-Корсакова. Возвращение остроумное, ироничное и даже где-то насмешливое. Возвращение, которое показывает, что Черняков урок с «Русланом и Людмилой» усвоил и готов желания нравственно неокрепшей публики Большого театра исполнить — дать ей все, что она так любит, и побольше.
БОЛЬШЕ ИСТОРИЗМА
Все семь картин оперы-былины Черняков воспроизводит дотошно и скрупулезно. Он играет с реальными картинами, созданными художниками разных лет для этой оперы — от Ивана Билибина, Константина Коровина и до Николая Рериха. Фирменная режиссерская надстройка сюжета задается как рама для этих картин — несколько минут в начале и несколько в конце. В середине — почти три часа того, что так любит публика Исторической сцены Большого театра — фальшак, подделка, шелка, исторические мизансцены и исторические костюмы. Решение выглядит, как троллинг. Не самые внимательные зрители могут вовсе не понять, что это не историческая постановка, а остросоциальное и актуальное режиссерское высказывание.
БОЛЬШЕ ДИАГНОЗА
Дмитрия Чернякова во всех спектаклях интересуют диагнозы обществу, конфликт человека и толпы. В «Садко», обыгрывая историзм большой русской оперы, он выходит со сцены в зрительный зал. Спектакль начинается не с увертюры, а с видеовставки — с кастинга-интервью трех главных исполнителей. Режиссер задает им вопросы — что они хотят, какие их самые сильные желания? Главный герой — в кризисе средних лет хочет почувствовать себя былинным героем. Легкомысленная девушка из инстаграма хочет приключения и какого-нибудь опыта любви. Токсичная русская баба жаждет понять, почему от нее постоянно сбегают мужчины. Их троих режиссер вводит в спектакль, а точнее в особое место — «Парк исполнения желаний», где их мечты реализуются. Три часа они ходят из павильона в павильон, где реконструируются события былины. Их цель — понять себя и осознать свои желания.
Поклонники режиссера без труда проведут параллели с недавней постановкой оперы «Кармен» на фестивале в Экс-ан-Провансе. Там тоже главный герой проходил психотерапевтический квест, чтобы разобраться в своих чувствах. Но в «Садко» зрительный зал Чернякова интересует даже больше героев, Он не запирает исполнителей в реалистичных декорациях, а, напротив, на протяжении всего спектакля не дает забыть, что все происходящее на сцене — игра.
«Кто он — современный герой нашего времени?» — такой вопрос задается в первые секунды спектакля. Три часа обычный потерявшийся человек путешествует сквозь реконструкцию русского героизма — от былин до имперских времен. А в финале, когда квест заканчивается, он отказывается добровольно возвращаться в реальный мир. Он хочет продолжить эту игру, где ему дали почувствовать себя великим.
Эти добровольная диссоциация и эскапизм на главной сцене страны — отличный портрет того, что произошло с Россией за последние годы, пока режиссер здесь не ставил, — выросли исторические памятники, война возвелась в культ, иллюминация на улицах города все больше напоминает царство Морского царя, и, прикрываясь заслугами предков, героизируется сегодняшний народ, который потерялся, у которого не осталось ничего, кроме жизни в фальшивой, подсвеченной лампочками реальности. И чем дольше мы в ней просуществуем, тем болезненнее будет в финале принять свою никчемность, чтобы начать что-то с ней делать.
НЕМНОГО ДОСАДЫ
Подход режиссера заслуживает восхищения. С таким остроумием примирить поборников традиций со сторонниками прогресса — шикарный ход. Все мизансцены проработаны до мелочей. Если сразу понять, что трое главных персонажей существуют в фальшивом мире, оторваться от психологизма невозможно. Некоторые сцены заигрывания с историзмом вовсе вызывают плохо сдерживаемый приступ хохота. Но, конечно, не отпускает мысль, что было бы, если бы режиссер поставил эту оперу с серьезным лицом, в духе своих культовых спектаклей — «Евгения Онегина», «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» или «Князя Игоря». Музыкальный материал настолько сложен и фактурен, что вполне позволял создать непревзойденный шедевр, который будут обсуждать годами не только потому, что это первый спектакль на родине за десятилетие. Безусловно, выбор Черняков сделал верный, угодил всем, попал в десятку дважды, не потерял связь с реальностью. Содержательного недовольства нет ни от поклонников режиссера, ни от его ненавистников. Но это не мешает мечтательно задумываться, а что, если бы…
А ЧТО С МУЗЫКОЙ?
Добавляет ложечку дегтя в спектакль именно музыкальная часть. В первую очередь, разочаровывает оркестр под управлением Тимура Зангиева. Богатая партитура осилена, но ни шага дальше не сделано. Про такое исполнение принято говорить «дежурно отыграли». Не найдено никаких тонких нюансов, никаких новых акцентов, временами проскакивает грязное месиво из звука. Тонкой и богато нюансированной режиссуре Чернякова это не столько вредит, сколько не соответствует. Да и дирижер, как будто, происходящим на сцене интересовался не слишком сильно.
Вторым разочарованием стал хваленный хор Большого театра. Никакой артикуляции, никакой слаженности. Все достижения, которые были сделаны в опере «Снегурочка», канули в небытие. Кажется, что хор и оркестр соревнуются в том, кто более неразборчивую кашу издаст. Понять, о чем поет хор, можно только из субтитров. И это при том, что слова в опере очень важны. Специально к спектаклю литературно-драматический отдел Большого театра издал филигранный буклет, который сопроводил на этот раз не только полным текстом либретто, но и отдельным словарем, помогающим понять изначальные смыслы музыкального произведения и режиссерскую работу с ними.
Надо сказать, что, в отличии от дирижера, Черняков с музыкой особенно бережен. Он ей любуется, не боится долгих статуарных сцен, музыка его ведет и отвечает ему взаимностью, нисколько не сопротивляясь его сюжетной надстройке.
КАКОЙ СОСТАВ ВЫБРАТЬ?
Как и полагается режиссеру такого статуса и уровня, в обоих составах его спектакля значатся хорошие и драматически убедительные вокалисты. Но с выбором состава вопроса не стоит — однозначно первый. В роли Садко Нажмиддин Мавлянов звучит идеально, с блестящей артикуляцией и крепким драматизмом. Иван Гынгазов в этой партии более скован, хотя его неуверенность привносит в образ больше растерянности.
Екатерина Семенчук в партии Любавы — голос всей «женской доли». Ей куда лучше, чем Ксении Дудниковой, удалось воплотить дихотомию образа: с одной стороны ее героиня удушает и раздражает постоянным нытьем, психологической неустойчивостью, что не вызывает ни одного вопроса, почему же от нее сбегают мужчины, а с другой — образ не отталкивает, а вызывает сочувствие, ее очень жаль от самого начала до самого конца. Роль Волховы режиссер вовсе словно срисовал с Аиды Гарифуллиной — легкая, игривая инстадива. Вокально Надежда Павлова несколько увереннее, но эта уверенность порой цельности образа вредит.
Во втором составе спектакль меняет центральный конфликт. Пропасть между Любавой и Волховой не так очевидна, что усиливается большей растерянностью и бесхарактерностью Садко.
ТРИУМФ БОЛЬШОГО
Несмотря на все недостатки, спектакль получился. О нем интересно говорить, его интересно смотреть и не менее интересно анализировать. В конце концов, он дарит очень много ярких и комичных моментов. Этот спектакль — однозначный триумф Большого театра за последние годы. Более того, оперной премьеры интереснее сделанной не было в России давно, со времен «Войны и мира» в постановке Грэма Вика в Мариинском театре. Однако, сложно назвать спектакль триумфом режиссера. Он может гораздо больше.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
