Благодаря номинации «Золотой маски», оперный эксперимент фонда V–A–C «ГЭС-2 Опера» покажут еще раз. Премьера оперы состоялась почти год назад. Теперь в том же месте, лабораторном корпусе (Бастилия) НИУ МЭИ пройдет ре-премьера 28 и 29 марта. C Андреем Паршиковым (куратор перформативных программ фонда V-A-C) и Анной Ильдатовой (куратор театральных программ фонда V-A-C) поговорила автор и ведущая телеканала «Культура», а также youtube канала Oh My Art Юлия Панкратова.
«ГЭС-2 Опера» в одной из номинации театральной премии «Золотая маска». Это сюрприз для вас?
Андрей Паршиков: Для меня абсолютный сюрприз. Мне казалось, мы сделали совершенно андеграундную постановку, на которую обратили внимание лишь наши зрители, и не можем претендовать ни на какие премии. Я вообще все это воспринимал скорее как современное искусство, а не как театральное действо.
Анна Ильдатова: Ну, поскольку я в этом году состояла в экспертном совете «Золотой Маски»… (смеется). Я не знаю, стоит ли об этом говорить. Я, конечно, не голосовала за нашу работу. Для меня самым интересным было не то, что мы номинированы, а то что мы попали в номинацию «Эксперимент». То есть и совет, который отбирает драматические спектакли, и те, кто выбирают музыкальные, отсмотрели нашу работу и проголосовали за нас.
Вы проводите весенние показы в рамках фестиваля премии?
АП: Да, мы рассчитывали, что в мае 2019-го покажем оперу три раза и всё. Но мы рады, что это случится снова, потому что многие зрители не дошли, многие потом говорили, что хотели посмотреть. У нас, конечно, есть видеозаписи, даже три версии и все их можно увидеть. Но эта опера очень сайт-специфичное представление, и здорово его проходить буквально ногами, как делали зрители.
Во всех пресс-релизах и статьях порядок ваших действий до постановки описан так. Началась реконструкция ГЭС-2, разные специалисты приступили к исследованиям, потом пришли художники и сделали оперу. Меня момент между «пришли художники и сделали оперу» интересует. Как все происходило?
АП: Сначала режиссер Всеволод Лисовский долго разговаривал с обходчиком станции.
С реальным человеком, который работал на ГЭС-2?
АП: Да-да, с реальным человеком, его зовут Илья Власов. Из этого монолога или интервью, кстати, довольно подробного, поэт Андрей Родионов сделал текст, который в опере мелодекламируется. А еще у нас есть текст технических документаций, вот он как раз пропевается. И все это происходит под музыку композитора Дмитрия Власика.
АИ: «ГЭС-2 Опера» — это часть большого проекта. Он посвящен истории электростанции, и начинали его не мы даже. Наши коллеги, еще до того как мы пришли в фонд, работали над аудио-инсталляцией «ГЭС-2 Опера». Хотели, чтобы она звучала на парковке, на минус первом этаже ГЭС-2, когда завершится стройка, и мы откроемся.
То есть получается у оперы будет следующая жизнь?
АИ: Сейчас получается, что эта жизнь будет следующей, хотя изначально она должна была быть первой. Я подключилась, когда было решено сделать сценическую версию этой работы.
Почему опера? Это все-таки до сих пор очень «серьезный» вид театрального искусства.
АИ: Я думаю, опера и ее возможности начали переосмысляться в последние годы. К примеру, недавно в Музее Архитектуры представляли «Мельников. Документальная опера», она была создана по дневникам Константина Мельникова. Опера пытается найти новую аудиторию, и аудитория, которая до этого оперу не знала, заинтересовалась ей. И прежде всего потому, что хочет посмотреть, возникнет ли конфликт между совершенно не оперным материалом и его оперным воплощением.
У вас опера про жизнь электростанции. Немного «производственный роман».
АП: Да, там есть кое-что от производственного романа. Работа, авария… Но еще там есть серьезные размышления. Если вслушаться в тексты, то мы говорим о том, что приход культурных институций в места, где раньше было производство, это, может быть, не так уж и хорошо. Здесь есть над чем подумать. С одной стороны сейчас это стало естественным процессом, сколько уже подобного случилось и в мире, и в стране. Производство автоматизируется, уже не нужны такие мощности, и в тоже время растет количество «объектов культуры», которые готовы занять свободные площади. С другой стороны, мы теряем целый пласт жизни, планету точных наук. И начинаем жить в режиме постапокалипсиса, когда существуют только глупые гуманитарии…
Как вы выбирали площадку для постановки? И почему остановились на лабораторном корпусе МЭИ?
АИ: Наши коллеги, которые начинали этот проект, сразу решили делать его в МЭИ. Там много интересных площадок, как в самом институте, так и рядом. Дом Культуры МЭИ, к примеру, место историческое. Но когда мы зашли в лабораторный корпус, мы сразу поняли — это наше. Во многом само помещение продиктовало драматургию действия. Режиссер решил, что спектакль должен быть ритуальным восхождением, религиозно-мистическим актом поклонения точным наукам.
Не было страха, что впечатляющий интерьер (а его многие зрители видят впервые) затмит действие оперы?
АП: Да вы что! Когда мы позвали художницу Ирину Корину, и она предложила спустить надувную клубнику через восемь этажей… Какое здание может такое затмить? (смеются)
АИ: Мне кажется, это эксперимент. Когда ты не знаешь, как твоя задумка сработает в пространстве. Ты просто наблюдаешь, что окажется сильнее: пространство или действие. У нас получился двойной эффект: нам очень важно было сделать оперу в этом месте, и оно стало главным действующим лицом.
Сколько изменений пришлось вносить в интерьер?
АП: Изменили свет и поставили портреты в окна-иллюминаторы. И все.
АИ: Эти портреты до сих пор висят. Их там в МЭИ не снимают. И главное — лифт-патерностер запустили. Он же не работал почти сорок лет, его иногда включали для технической прокатки, а так вообще не использовали.
Я даже не представляю какие сложности могли возникнуть на этой площадке. По-моему, технически там все совсем непросто.
АП: Были, да, приключения. Однажды после генерального прогона у нас исчез, как это называется-то... подшипник.
АИ: Он не исчез, он сломался.
АП: А, да. К нам пришел главный человек по лифтам с черными от мазута руками и показывает нам подшипник
АИ: У него в руках железка расколотая надвое. Говорит: вы сломали лифт! Лифт не запускается, а у нас на нем половина действия завязано. И всю ночь наш технический директор искал подшипник. А это совсем нелегко, там же уникальный механизм, да и не новый он совсем. Но в итоге нашли!
Главная трудность — звук. Он отражается от всего, по сути мы же работаем в бетонном колодце. Это проблема не только для зрителей, но и для музыкантов и певцов. Они плохо слышат друг друга, хотя и работают со специальным оборудованием. Мы сейчас перед показами пытаемся что-то придумать. Скорее всего будем немного по-другому направлять зрительские потоки.
АП: Но возможно, что опять ничего не выйдет. (смеются)
Бывшие работники ГЭС-2 приходили на премьеру? Вы их приглашали?
АП, АИ (хором): Да.
АИ: В прошлом году мы в первую очередь приглашали студентов МЭИ и бывших работников ГЭС-2. Это была наша главная аудитория. Мы с Андреем некоторым пожилым бывшим работникам отдельно делали экскурсии, объясняли им, а они нам истории рассказывали.
Имело ли какое-то значение, что как раз в МЭИ учились те люди, которые работали на ГЭС?
АИ: Конечно, именно поэтому мы туда пришли. И потом, район Лефортово тоже очень интересное место, уникальное сейчас для Москвы. Это такой кластер, где живут бывшие и нынешние сотрудники МЭИ, там много студенческих общежитий.
У нас, у фонда, есть программа «Расширение пространства. Из центра», которая рассчитана как раз на местный контекст.
Да, и в рамках программы вы уже после оперы сделали несколько проектов. По какому принципу выбираются районы для проектов? Что там должно быть —предприятия, архитектура, может быть историческое наследие серьезное?
АП: Тут интуиция, опыт, опять же мы живем в Москве. Когда район выбран, туда идет исследовательская команда. Она смотрит, что происходит там, какие центры притяжения. Мы исходя из того, какие это места, придумываем, чтобы мы там могли бы сделать.
АИ: Тут, кстати, можно говорить и о том, что иногда сначала приходит проект, а мы ищем для него район.
АП: Да, так тоже бывает. К примеру, для «Кунстхалле музыки» Ари Бенджамина Майерса мы искали удаленные рынки и торговые центры. В итоге выбрали Ленинградский, Братиславский, Черемушкинский и ТДК «Тройка» на Красносельской. Майерс пытается сделать музыку более демократичной, потому что музыка, которая сейчас существует, она очень сильно заточена на исполнение, а исполнять ее могут только виртуозы. Здесь же была задача ослабить границу между любителем и профессионалом. Музыкант может не быть виртуозом, слушатель может пройтимимо, музыка звучит откуда угодно. И мы сделали такое на рынках.
Зачем выходить из комфортной среды? У фонда пока нет постоянного дома, но своя аудитория уже есть.
АП: В прошлом году наш фонд совместно с ММОМА сделали проект «Генеральная репетиция» — это была большая выставка. И к нам пришла та аудитория, которую мы и так знаем, вся эта аудитория нам знакома. Нам было интересно посмотреть, а существует ли вообще для нас другая аудитория, или это все, на что мы способны. И, выходя из центра города, мы пытаемся найти других зрителей. Культура, в нашей стране и в нашем городе довольно централизована, это все-таки неправильно.
Вот вы начали, и какая реакция? Я понимаю, как могут реагировать студенты МЭИ, которые приходят волонтерами работать на «ГЭС-2 Опера», а продавцы на рынках?
АИ: Я бы так не делила на студентов и людей, которые работают на рынках. Мы довольно часто видели, что студентам не очень интересно, они не очень вовлечены. До сих пор культура или все, что может подразумеваться под этим словом, это что-то непонятное, далекое. Они как будто требуют, объясните нам, что это. И нужно много преодолеть, чтобы объяснить, что это безопасно, никто вас не расстроит, давайте дружить. Это сложно даже с молодыми людьми. У нас были волонтеры, с которыми мы много работали, много разговаривали. Для меня это было символическим началом нашей работы над оперой. Они же физики, а мы, будем считать, лирики… Это противопоставление из другого времени, но, наверное, до конца примирения так и не случилось, надо поработать еще над этим.
Мой любимый момент в «ГЭС-2 Опера», когда в конце зрители должны выпить напиток. И никто не отвечает на вопрос, что это, а на вкус невозможно определить.
АП: Это детокс-вода с растворенным активированным углем.
Хорошо, что вы рассказали, а то я боялась поставить вопрос прямо. Скажете, что это секрет, и мне придется с этим жить.
АП: Это очень полезный напиток, но не вкусный.
АИ: Я предложила продюсеру нашему, может быть напишем что это в программке. Но все сказали, что это должно быть сюрпризом. Опять же здесь метафора, ты доходишь до конца, совершаешь восхождение и участвуешь в этом…
АП: Причастии.
АИ: Да, причастии. Так что изволь выпить мазута.
Будет три показа в рамках фестиваля «Золотая маска». Как попасть?
АИ: Можно зарегистрироваться и прийти бесплатн (ред. на момент публикации материала регистрация была закрыта).
ЮП: Сколько человек могут быть зрителями на одном показе?
АИ: Примерно двести.
