Московский театр «Геликон-опера» открылся после карантина громкой премьерой. Художественный руководитель театра, режиссер Дмитрий Бертман поставил самую «неоперную» русскую оперу XIX столетия – «Каменный гость» Александра Даргомыжского, рассказывающую бессмертную историю о Дон-Жуане строками Пушкина. Специально для «Вашего Досуга» Надежда Травина делится неоднозначными впечатлениями.
Идея поставить оперу такого типа как «Каменный гость» в условиях нынешних реалий – весьма выигрышная и разумная идея. Во-первых, здесь нет ни хора, ни ансамблевых сцен, ни массовки – словом, всего того, что может спровоцировать вспышку злосчастного вируса: на сцене лишь девять персонажей. Во-вторых, последняя опера Даргомыжского – действительно редкая гостья музыкальных театров, значительно уступающая по популярности опере «Дон Жуан» Моцарта, своей «сестре» по сюжету. Поэтому режиссер, взявший именно русский вариант истории о коварном обольстителе, может не бояться пересечений или повторов с другими трактовками и смело экспериментировать с характерами героев или сюжетной канвой. Дмитрий Бертман пошел другим путем: он целиком и полностью сохранил текст Пушкина и музыку Даргомыжского (кроме увертюры к первому акту), а самому действию лишь выборочно придал элементы современности.
Интересно было бы проследить развитие образа каждого персонажа – благо, позволяет прекрасный текст пьесы Пушкина, где тот же Дон Гуан даже после убийства Дона Карлоса вызывает к себе сострадание и жалость. У Бертмана же все просто и понятно: главный герой – тусовщик и Казанова, его возлюбленная Лаура – как остроумно было замечено в одной рецензии, «инстаграм–дива»; Командор – воплощение зла на земле. «В этом спектакле должна быть очень подробная актёрская работа, это актерский материал», – справедливо утверждает режиссер. Но состав, на котором присутствовал автор этой статьи, лишь показывал внешнюю оболочку своего героя, прикрываясь костюмами и сценическими атрибутами.
Кстати, о костюмах. Оперный дебют художника Аллы Шумейко вызвал много вопросов. Например, почему большинство героев были одеты как на рок-тусовку, а Дона Анна, как пришелец из прошлого, так и осталась в платье XIX века? Дон-Жуан с расстегнутой белой рубашкой на груди и вовсе превратился в Стаса Михайлова – а учитывая то, что Бертман упоминал в одном интервью «о русской душе» главного героя, это сравнение кажется вполне уместным. Если бы это была современная постановка, где действие, например, происходило в клубе Лауры, а не у нее дома, то такой внешний вид был бы оправдан – но сценография оказалась и не современной, и не классической, а, скорее, абстрактной.
Попытка осовременить сюжет проявилась в одной из самых драматических сцен оперы, когда Дон-Жуан бросает вызов Командору и дерзко приглашает его статую на свой праздник: в его душе борются одновременно и страх, и упоение собой, и чувство безнаказанности. В спектакле Бертмана Дон-Жуан и его закадычный друг Лепорелло открыто смеются над статуей, зачитывая нечто вроде рэпа, и делают с ней селфи. Наказание от грозного Командора, увы, не последует, и никакого возмездия за все поступки Дон-Жуана не будет: режиссер круто меняет финал, заставляя Лепорелло выстрелить в своего лучшего друга. Вопрос: какая у него была мотивация? Где до этого было показано, как у верного слуги зарождался этот план? Почему вдруг именно Лепорелло решил отомстить, разве его жену соблазнил Дон-Жуан?..
И, наконец, о самой музыке и певцах. Все те меломаны, кто пришел послушать арии и дуэты как в «Дон-Жуане» Моцарта, наверняка остались обескуражены. «Каменный гость» – полностью речитативная опера, где герои подражают интонациям речи, имитируют разговор. «В этом и есть ноу-хау Даргомыжского», – говорит Бертман, и с ним трудно поспорить. Для справедливости добавим: Даргомыжского + Кюи + Римского-Корсакова, ибо оба композитора фактически дописали эту оперу после смерти своего коллеги. Опера сложна тем, что вокалисту негде показать свое бельканто и прочие вокальные прелести: здесь много интонационных тесситурных «путешествий», хроматизмов и прочих гармонических изысков, приоткрывающих завесу над операми XX века.
В том составе, о котором идет речь, стоит отметить отличную работу Виталия Серебрякова (Дон-Жуан), спевшего и чисто, и убедительно. Алексей Дедов-Командор показался несколько скованным в исполнении или ему, возможно, мешал его монашеско-сектантский наряд. Что касается женских образов: если образ Доны Анны у Ольги Толкмит более или менее сложился, то Лаура у Александры Ковалевич вовсе не удалась, а две ее знаменитые песни «Я здесь, Инезилья» и «Оделась туманом Гренада», сопровождающиеся разбрасыванием цветов на голову духовикам в оркестровой яме, произвели удручающее впечатление. Только к оркестру под управлением Михаила Егиазарьяна было трудно придраться: музыканты бережно подчеркивали все нюансы этой непростой партитуры, не пытаясь перетянуть одеяло на себя. «Хочу, чтобы звук прямо выражал слово. Хочу правды», – писал Даргомыжский. Не знаем как насчет звука и слова, а вот свою правду мы рассказали.
