В московском Электротеатре Станиславский в рамках фестиваля-премии «Золотая маска» в эти выходные прошли показы спектакля «Преступление и наказание», который Константин Богомолов поставил в петербургском театре «Приют комедианта» весной 2019 года. Спектакль номинирован сразу на 8 премий — как лучший спектакль малой формы, за лучшую режиссуру, лучшую работу художника по костюмам и лучшие актерские роли первого и второго плана. Впечатлениями от спектакля делится шеф-редактор «Вашего Досуга» Inner Emigrant.
БОГА НЕТ — ПРЕСТУПЛЕНИЯ НЕТ
В 2018 году, за год до премьеры «Преступления и наказания», на встрече с поклонницами с интригующим названием «Достоевский Константин Богомолов», режиссер, прославившийся как «лучший современный постановщик текстов Достоевского», сделал заявление, что больше никогда не будет ставить спектакли по произведениям Федора Михайловича в России. Причиной Богомолов назвал цензуру — невозможность прямо выражаться на религиозные темы в стране, где принят закон «Об оскорблении чувств верующих». По мнению режиссера православная философия Достоевского, которой в том или ином объеме пропитано каждое произведение русского классика, требует радикальных решений от постановщика, которые современное российское общество принять сейчас не готово.
Возможно по этой причине в спектакле «Преступление и наказание» практически нивелирована религиозная составляющая романа. В лучшем случае можно услышать реплику «Бога нет» или предложение Сони Мармеладовой вместе с Раскольниковым пронести крест за совершенное им преступление. Преступления, к слову, в спектакле тоже нет. Если роман начинается с подробного описания убийств, то в спектакле, словно в традиции античной драматургии, убийства полностью оставлены за сценой. Если найдется зритель, который прогулял уроки литературы в средней школе, он легко может и не понять, кого убили и действительно ли Раскольников виновен. Просто где-то что-то произошло, вероятно кто-то виноват и, наверняка, кто-то не виноват.
ОБРАЗ МЫСЛИ ВМЕСТО ОБРАЗА ЖИЗНИ
Свою мировую славу роман Достоевского получил за реалистичное отображение нечеловеческих условий жизни беднейших слоев населения, безнадежности их существования и озлобленности на весь мир. В спектакле Богомолова ничего подобного нет. Все условия жизни героев — результат их осознанного выбора, их добровольный способ жить. 18-летняя Соня Мармеладова становится проституткой, чтобы отдавать отцу заработанные деньги на опохмел? Ее выбор. Могла бы заняться другой работой, но выбрала «страдание», чтобы больше «нравиться всепрощающему Богу». Впрямую эти мотивации не проговариваются. Просто из спектакля изъята эмоциональная спекуляция романа. Нам больше не живописуют тяготы людей, доведенных бедностью до отчаяния. Оставлены лишь их философские идеи. В результате следствие преподносится как причина. Мы слышим пассажи героев, словно они сами выбрали бедность и страдания. Весь первый акт — это не столько знакомство с судьбами героев, сколько презентация их мировоззренческих пристрастий.
Такой подход роману нисколько не вредит. Буква в букву герои произносят текст Достоевского. Становятся очевиднее параллели между продающей свое тело на панели Соней со вступающей в брак по расчету сестрой Раскольникова. Эффектнее становятся отношения героев друг к другу — они просто обнимаются, но после долгой статичной мизансцены обычное объятие воспринимается как событие невероятного масштаба и значимости. Фактурнее начинают играть знаменитые «двойники» Раскольникова — Лужин (Алексей Ингелевич), Порфирий Петрович (Александр Новиков) и, конечно же, «одного с Родионом поля ягода» Свидригайлов (Валерий Дегтярь). Актерский состав спектакля включил «весь свет» театрального Петербурга, что ни фамилия — народный артист.
КРОШЕЧНАЯ КЛЕТУШКА И ДОМ НА КАНАВЕ
Отказывается от бытовых подробностей и сценограф Лариса Ломакина. Перед зрителями — серая, несменяемая на протяжении всего спектакля, безликая комната, подсвеченная неоновыми лампами. Никаких потертых желтых обоев, «мизерных грязных диванов» и комодов. На сцене стерильная лаконичность, лишь подчеркивающая, что спектакль — не инсценировка романа, а экспозиция идей его героев.
При этом крошечная декорация соблюдает все необходимые роману черты: серая панелька одновременно «похожа на гроб», «крошечную клетушку», «затхлую проходную», пропитанную сыростью. По сути, декорация Ломакиной вторит режиссуре Богомолова: не воссоздание деталей, а выражение идеи культового текста Достоевского.
ОБНУЛЕННЫЕ
Главная интрига спектакля — это возраст актеров. Мать Раскольникова (Алена Кучкова) чуть ли не моложе главного героя (Дмитрий Лысенков). Мармеладов (Илья Дель) годится чуть ли не во внуки актрисе, которая играет в спектакле его едва достигшую совершеннолетия дочь (Марина Игнатова). Именно решение пригласить на роль юной Сони Мармеладовой возрастную народную актрису оставляет критиков и зрителей в самой большой растерянности. Кто-то выдвигает теории, что так режиссер подчеркнул внутренний возраст героини. Кто-то идет дальше и считает, что возрастом актеров режиссер выражает возраст идей, транслируемых героями. Наиболее рассудительные сдержанно подмечают, что «возрастным несоответствием» режиссер желает нарушить общее место, разрушить стереотипы.
Конечно, о «разрушении» и «нарушении» в контексте этого спектакля говорить не приходится — он образец выдержанности и лаконичности, но желание «обнулить» затертых школьной программой персонажей кажется наиболее убедительным объяснением. Хочется пойти дальше и предположить, что нарочитое несоответствие книжных образов героям спектакля нужно именно для того, чтобы подчеркнуть — не важно, кто именно является носителем той или иной идеологии, не важно, насколько актер соответствует книжному герою, люди не важны в принципе, важны только их идеи в вакууме, ну или, в данном случае, в серой абстрактной комнатушке.
ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ
Своим подходом к постановке «Преступления и наказания» Богомолов полностью уничтожает главный и реакционный конфликт произведения: «Тварь я дрожащая или право имею?». Человек может быть тварью дрожащей, у него может быть самая тяжелая из судеб, но если у него есть идеология — он имеет право, как минимум, на свою идею. И сегодня, когда весь мир входит в новый идеологический виток с запросом на неосоциализм и «новую этику», когда на повестку вновь выходит борьба чистых идей и транслируются ценности diversity («различия и многообразия») и прав на different way of thinking («другой образ мысли») и different way of living («другой образ жизни»), отказ Богомолова от эмоциональности и манипулятивности философского романа Достоевского, ставшего некогда одним из предвестников фашистской идеологии, при всей архаичности и «традиционности» построения делает спектакль крайне своевременным.
