Неделя прошла с момента премьеры оперы «Кармен» в постановке Константина Богомолова в Пермском академическом театре оперы и балета им. П.И. Чайковского, а споры вокруг спектакля только набирают обороты. Ценители оперы оскорблены смелым обращением режиссера с либретто Анри Мельяка и Людовика Галеви, где вместо поэтичных арий — ёмкие, хлёсткие, ироничные тексты, добавляющие действию еще одно измерение режиссерских комментариев: «Кармен поёт о том, что любовь нельзя отдавать без любви», «Эскамильо поет о том, что он знаменитый артист и его все хотят» и так далее. Помимо краткого содержания арий, эти тексты — еще и режиссерские ремарки к происходящему на сцене: «Внимание, в зале орудует банда Кармен Золотой ручки. Администрация оперного театра не несет ответственности за ваши карманы и сердца». Впечатлениями от постановки делится Олеся Пушкина.
Из итальянской Севильи действие перенесено в Одессу начала XX века, движется по сломам эпох — до и после революции — и завершается в наши дни — финал разыгран под звуки бензопилы — Хозе расчленяет тело своей возлюбленной, опускается занавес, на котором — проекцией — стихи Владимира Маяковского из «Флейты-позвоночник»: «Знаю, каждый за женщину платит. Ничего, если пока тебя вместо шика парижских платьев одену в дым табака». Вместо Хабанеры (знаковой арии Кармен «Любовь — мятежная птица») — ария «Молодой еврейки Кармен», вместо арии Хозе с цветком — ария с использованным тампоном возлюбленной. Есть от чего упасть в обморок хранителям сакральности оперного жанра. И всё-таки опера «Кармен» режиссера Константина Богомолова, дирижера Филиппа Чижевского и сценографа Ларисы Ломакиной — для кого-то лучшее, что могло случиться с текстом «Кармен» в XXI веке.
Текст в данном случае важное слово, потому что в постановке Богомолова опера «Кармен» (в этом смысле оперный режиссерский дебют на большой сцене не отличается от практически любого его драматического спектакля) — не столько музыкальное произведение Жоржа Бизе, нуждающееся в интерпретации, сколько набор знаков, культурологический код, требующий дешифровки. Режиссер не столько ставит оперу Бизе, сколько предлагает развернуть смысл слова «Кармен» со всеми тегами, которыми этот код оброс с течением времени: #проспермериме #жоржбизе #революция #скандал #свобода #страсть #любовь #измена #убийство #табачнаяфабрика #тореодор #русскийсолдат #любовныйтреугольник и так далее, чтобы в результате комбинации тегов получить что-то новое — #карвумен, например. Или текст из актуальной петербургской новостной сводки об историке-расчленителе Соколове.
Какое отношение последний имеет к опере «Кармен»? Для Богомолова — прямое: он — жертва страсти. Так же, как и Хозе. Так же, как и Маяковский, тексты которого в спектакле появляются дважды. И все — из поэмы «Флейта-позвоночник», которую, как известно, поэт посвятил Лиле Брик. Почему Маяковский? Потому что помимо рифмующихся любовных треугольников Хозе — Кармен — Эскамильо и Осип Брик — Лиля Брик — Владимир Маяковский, здесь, в Перми, недалеко от театра, в годы войны в эвакуации Лиля Брик презентовала сборник воспоминаний о Маяковском «Щен». Брик была еврейкой, Сонька Золотая ручка тоже ей была и «30 июня 1886 года совершила побег из Смоленской тюрьмы, воспользовавшись помощью влюблённого в неё надзирателя». Как Кармен. «Каждой твари по паре и только ты всегда одна, Кармен. Это плохо кончится» — обращается рассказчик, напоминающий Исаака Бабеля, к молодой еврейке Кармен, работающей на табачной фабрике, над входом в которую — надпись «Arbeit macht frei» — «Труд освобождает». Действие, напомню, начинается в Одессе в 1914 году, спустя три десятилетия — знают зрители — смысл этой фразы на воротах фабрики будет иметь совсем другой смысл. Евреи, немцы… «ааа и зеленый попугай», «под небом голубым» — в Палестине, куда контрабандисты-сионисты приглашают молодых евреек, те едут и только Кармен хочет остаться в Одессе со своим возлюбленным Хозе, а потом корит его за то, что они не едут на Мальдивы, как все, и вообще она стареет. Ей уже 40.
Набор образов только кажется хаотичным. В сущности один вытекает из другого, вернее один рождает другой, новый и так далее и так далее. И все же, эти образы, теги, в результате складываются в ироничную и вместе с тем назидательную историю (спектакль начинается с монолога старого еврея: «Поговорим о Кармен, молниеносном начале ее и трагическом конце…»), легенду о Кармен, метапритчу о сильной женщине, носившей в себе революцию в самом широком смысле (не случайно образ Кармен был так популярен среди поэтов Серебряного века в России начала XX века), но трагически погибшей от своей же собственной силы.
Кармен Богомолова, блестяще исполненная Наталией Лясковой, не носит красного платья и цветка в волосах, вместо них – строгий пиджак и короткая стрижка, не соблазняет Хозе — просто оказывается рядом — «молодая еврейка, мечтающая о любви» и русский солдат, боящийся женщин. Артисты сидят по разные стороны сцены, Кармен «ест», «спит» под наблюдением своего надзирателя, после чего Хозе — Борис Рудак — православный невинный солдат — вдруг бросается на колени, что называется, навстречу женщине. Кармен накрывает его с головой своей юбкой, Хозе молится, а затем, когда она уходит, остается на сцене с ее использованным тампоном в руках. Так выглядит её цветок, брошенный к его ногам из оперы Бизе. Никакой поэтичности, никаких сантиментов, физиологично, грубо и прямо — разве не такова повестка сегодняшнего дня? Феминистки, к слову, одни из первых набросились на режиссера. Странно. Ведь это спектакль и о них. Конечно, продолжение манифеста Богомолова о новой этике. Кармен в Карвумен — эволюция персонажа из XIX века в персонажа века XXI. В этом смысле спектакль выглядит невероятно современным и острым. А пермский театр — смелым и способным эту современность продемонстрировать. Помимо музыкальных артистов в постановке участвуют актёры других пермских театров и местная исполнительница народного фольклора, она играет маму главного героя Хозе.
Итак, Карвумен – в интерпретации Богомолова — супергерой, точнее супергероиня сегодняшнего времени — сильная независимая женщина. Именно они — сильные и независимые, в красивых платьях, на высоких каблуках, с мужчинами под руку прилетели в Пермь на премьеру на бизнес-джетах. Сильные, независимые, переставшие верить во всё и во всех, кроме самих себя? В зале — хохот, но режиссер, похоже, ставит трагедию.
