В этом сезоне фестиваль NET собрал в своей афише спектакли, так или иначе заглядывающие в будущее. Их создатели рассматривают вариативность далекого и ближайшего завтра, давая зрителям возможность ощутить и цифровое бессмертие, и последствия экологической катастрофы. О фестивале рассказала Юлия Кармазина.
Цифровое бессмертие
«Три сестры»
Сюзанна Кеннеди, Volkstheater (Австрия)
Пьеса Чехова в спектакле обретает черты экспоната. Помещенные в витрину герои раз за разом проживают одни и те же сцены. Их лица стерты масками, реплики лишены эмоциональной окраски, а переживание момента механическое. Зацикленность происходящего напоминает дежавю. Сцены поставлены на постоянный повтор и любое внешнее изменение, в одежде или расположении героев относительно друг друга ощущается как резкий сюжетный скачек. Время в «Трех сестрах» Сюзанны Кеннеди движется по своим законам, в сущности очень близким к пьесе: оно то замирает, то делает рывок, но переносит нас не к очередному событию, а к новому состоянию персонажей.
Окружение героев полностью цифровое — и сами они перемещаются из живого плана в пиксельный, как персонажи затянувшейся компьютерной игры, руководимые машиной, перезапускающей процесс. Застывшие в моменте герои словно отделены от своей действенной оболочки-тела, как оцифрованное и помещенное в вакуум сознание. Это не Ад и не Рай, а вечное хранение. Разуму не к чему стремиться, поэтому он зациклен на одном вспоминании и обречён на жутковатое бессмертие.
Когда солнце стало богом
«Sun & Sea»
Ругиле Барзджюкайте, Вайва Грайните, Лина Лапелите, Компания Neon realism (Литва)
Вместо сцены в опере «Sun & Sea» — кусочек пляжа с ярким искусственным солнцем над головами отдыхающих. Зрители находятся прямо под софитами, наблюдая за происходящим с позиции светила. Правда, почувствовать себя божеством на все сто процентов не выходит: близость к лампам позволяет ощутить их жар, и этот легкий дискомфорт напоминает, что ты все еще человек, такой же, как и перформеры, на которых ты смотришь свысока. Но именно сверху зритель может заметить детали, которые размываются в привычной плоскости: пластиковые бутылки, естественным образом скапливающиеся вокруг загорающих тел, высохшие коряги и игрушечный динозавр в центре песочной композиции, созданной детьми.
Авторы не делают акцента на теме «мы все умрем», но создают легкий фон тревоги. Еще уютный пляж кажется местом приближающейся катастрофы, катализаторы которой разложены на виду. Тут и глобальное потепление, и загрязнение природы, и намек на то, как изменение климата отразится на «новых динозаврах» из вида homo sapiens. Гул беспокойства отчасти перекрывает умиротворяющая музыка, но и тексты арий посвящены экологии в самых разных аспектах: от экологии окружающей среды до экологий отношений.
Генерал мороз
«Холодная война»
Театр взаимных действий (Россия)
Выставку-спектакль Театра взаимных действий можно условно поделить на три части по способам взаимодействия со зрителями. В первой части важное место помимо текста занимает пластика. Сначала зрителям предлагают внушить некое движение перформеру, чтобы тот его повторил. За этой игрой тревожным звоночком звучит первое предчувствие будущего назойливого ощущения — доминирования чужой воли. В парадном интерьере квартиры художника Дмитрия Налбандяна, прославившегося портретами партийной элиты, истории о репрессиях сочетаются со скованностью движений исполнителей. Для Театра взаимных действий феномен холодной войны — это не столько призрак прошлого, сколько выработанный рефлекс, устойчивое поведение для целой страны, формирующий и наше будущее.
Особенно ярко позволяют осознать это комментарии из второй части. Представленные в виде текста, они обретают форму дневниковых заметок, авторство которых может присвоить сразу несколько поколений. Например, мысли на полях сцены из фильма «Морозко» Александра Роу, когда Настенька замерзает, но на вопрос Мороза отвечает, что ей тепло. Друг-комментатор позволяет взглянуть на эту сцену со стороны. Почему девушка так поступает? Она следует и закрепляет в новом поколение зрителей завет — умри, но стойко, не жалуясь. Мороз в спектакле — и невидимый генерал, помогающий русским сначала в первой, а потом и во второй мировой войне, и страх сопутствующей гнету навязанной воли. Холод для России — образ жизни, закрепленный в третьей части в холодильники кофры в виде инсталляций на тему войны и штампов восприятия.
Этот безумный, безумный мир
«Утечка»
Александр Вартанов, Центр имени Мейерхольда (Россия)
«Утечка» описывает разные стороны техногенной катастрофы. Фантастический сюжет перемещается то к людям, ушедшим жить под воду, то к обезумевшим жителям пустыни, питающимся песком. Минималистичными средствами на сцене создаются невообразимые картины, но при всей их невероятности такого будущего сохраняется четкое ощущение его приближения.
Спектакль строится на грани между реалистичностью пьесы Юлии Савиковской, описывающей обострившиеся в XXI веке страхи, и иронией, превносимой режиссером, Александром Вартановым, в качестве способа борьбы с этими страхами. Образы последствий апокалипсиса переплетены в спектакле с новостной лентой, в которой уже можно уловить предчувствие скорого финала. При этом сам спектакль находится за пределами ужаса, в той точке, где зритель устал боятся и дайджест страшных событий дня воспринимает как забавный стендап.
Призрак свободы
«21»
Метте Ингвартсен, Компания Great investment (Дания/Бельгия)
На первый взгляд в том, как Метте Ингвартсен исследует феномен порнографии и реакцию публики на нее, нет ничего от будущего. «21» демонстрирует спорность нашего настоящего, в котором прогрессивный взгляд на мир заканчивается ровно тогда, когда на сцене появляется обнаженное тело. Но автор перформанса самим его существованием допускает возможность свободы, если не сейчас, то хотя бы завтра.
Связующей нитью становится постоянно всплывающее поверх текста о насилии и извращениях слово «military» и стоящая за ним угроза. Обнажённое тело в травмирующем контексте должно казаться уязвимым, использованным и оскверненным, а происходит с точностью до наоборот. Исполнительница отделяет себя от угрозы и выносит свое существование за скобки описываемой жёсткости. Независимое, отвоёванное тело свободно от навязываемого ему контекста — в идеальном будущем такую свободу можно представить как норму.
После нас
«Farm Fatale»
Филипп Кен Vivarium Studio (Франция) и Münchner Kammerspiele (Германия)
Обычно апокалипсис предстает в нашем воображении вереницей разрушенных городов — но в спектакле Филиппа Кена армагеддон буквально продезинфицировал землю. Она идеально белая и стерильная, словно родильная палата — только рождаться в ней уже не кому. Будущее очищено от любой формы углеродной жизни, начиная с насекомых, заканчивая людьми.
Скучать по прошлому на планете остались одушевлённые пугала. Можно даже пофантазировать, почему именно в них проснулось сознание. Придумать новобиблейское объяснение, базирующееся на том, что созданные по образу и подобию человека они заняли его место в качестве следующей формы жизни. Сами пугала считают себя посредниками, промежуточным звеном, пытающимся возродить жизнь. Сюжет поделен на главы и наивен как добрый мультфильм для самых маленьких. Пугала ведут радиотрансляции, берут интервью у последней пчелы, обсуждают экологию. Единственная конфликтная ситуация в их жизни связана с соседом, издевающимся над природой и животными, которых на самом деле нет. До конца не понятно, реальное это столкновение или выдуманное в рамках игры, но в нем пугала подражают людям. На фоне их идеально-спокойного, всепринимающего мира становится очевидно, что конфликт исчез вместе с самым неудачным видом на планете земля — человеком.
Об авторе:
Юля Кармазина — автор «Вашего Досуга», редактор раздела Театр.
