21 и 22 февраля на сцене Театра Романа Виктюка состоялась премьера «Мертвых душ». О постановке Дениса Азарова, объединившей русскую классику и реалии 90-х, рассказал Макс Ломаев.
Первый ярус декорации — тесные проемы подземных переходов, обшитые белым кафелем (они же играют роль полицейского участка). Над ними, на втором ярусе — тоннель, уходящий то ли в светлое будущее, то ли не имеющий конца. Сверху — динамичный образ постоянного движения сквозь толщу времен («Куда несешься ты?..»), снизу — вечная, статичная нищета и обездоленность. Таким художник Николай Симонов создал мир, в котором обитает нувориш-Чичиков и другие персонажи «Мертвых душ».
Действие спектакля происходит в 1990-х годах. Такой перенос во времени будто иллюстрирует метод математической индукции — если эти персонажи и конфликты так бесшовно ложатся на недавнюю эпоху, значит, и в любое другое время переносятся без проблем. «Мертвые души» — попытка Дениса Азарова найти эссенцию Гоголевской метафизики, ее константу, не зависящую от времени.
Чичиков (Сергей Епишев) — делец в малиновом костюме. Это фактурный гоголевский проныра, опасающийся грубой силы простого народа. Он знает, как найти подход к людям, но источает какую-то долговязую неловкость; умеет деликатно вести переговоры, но будто боится оступиться и сказать не то. Слияние дьявольской харизмы и русского «авося», уверенности в себе и брезгливости от собеседника — идеальный коктейль, который позволяет лавировать по суровой реальности, огибая острые углы и добиваясь целей.
Помещики же превращены в утрированные маски. Так, Манилов с женой (Иван Иванович и Олеся Быкодерова) источают перверсивный эротизм, Ноздрев (Дмитрий Голубев) являет собой алкоголика-воротилу из перехода, а Плюшкин (Дмитрий Бозин) — нищего параноика. Их гипертрофированная пластика, ужимки и повадки не только лишают героев реалистичности, но приближают к архетипичным образам в духе Бабы-Яги или Иванушки-дурачка. Помещики здесь — часть русской матрицы, по-своему травмированные люди, нашедшие свои способы выстраивать отношения с реальностью.
Параллельно с покупкой крестьян развивается вторая, контрапунктная линия — линия «мертвых душ», простого народа. Эти ветераны, алкоголики, гопники и простые работяги предстают носителями фольклора и народного сознания. В похороны и дискотеки под «Зеленоглазое такси», исполненные национальной хтони, вплетаются песни Башлачева, языческие обряды и заговоры от запоя. Перед постановкой спектакля труппа отправилась в экспедицию по нижегородской области, где общалась с местными и собирала данные о религиозных верованиях. Целью этой поездки было исследование парадоксов русской глубинки, где люди молятся иконам, но боятся домовых, где наличие интернета соседствует с древними обрядами и приметами — и этот опыт, несомненно, отпечатался на спектакле.
Характерно, что мир простых крестьян никак не пересекается с миром помещиков, взяточничества и власти: они научились сосуществовать без прямого конфликта, как бы не замечая друг друга. Готовности к диалогу у них нет, инструментов, чтобы его построить — тем более; контрапункт здесь не приводит к столкновению, но показывает перманентное сожительство, выйти из которого едва ли представляется возможным. Это относительно замкнутые системы, и переход из одной в другую удался, по сути, только Чичикову. Но каким образом?
Незаслуженно отброшенная на второй план линия поэмы, связанная с биографией главного героя, в сюжете спектакля (драматург Ольга Никифорова) занимает практически весь второй акт. Допросы свидетелей следователем Порфирием Петровичем — попытка понять. каким образом Чичиков смог размыть границы каст, перейти иной слой, для которого он априори был персоной нон грата. Несмотря на то, что имя следователя — не более, чем литературный оммаж (концептуальное сходство с персонажем Достоевского практически отсутствует), зрителю это расследование позволяет открыть секрет успеха. Ответ довольно прозрачен: подхалимство, взяточничество и связи. Добропорядочность едва ли входит в число главных ценностей на Руси: в спектакле даже звучит цитата Константина Леонтьева о том, что «русский человек может быть святым, но не может быть честным».
В финале спектакля Чичиков уходит через прозрачную трубу на втором ярусе декорации, а после появляется уже над ней, карабкаясь по лестнице под самый потолок — туда, где в драпированным черной тканью небе видна брешь. Наверное, через нее он отправится в прошлое или будущее, чтобы прикупить крестьян и там. Ясно только одно: в какое бы время он не отправился, везде ему встретятся те же помещики и мертвые души, разделенные непреодолимым разломом.
Об авторе
Макс Ломаев — автор «Вашего Досуга», редактор раздела «Афиша».
