В московском театре «Новая опера» имени Евгения Колобова состоялась премьера двух опер, объединенных в один вечер – «Иоланта» Петра Ильича Чайковского и «Карлик» Александра фон Цемлинского. Режиссер Денис Азаров намеренно свел шедевры романтической музыки, взяв за основу мотив прозрения, лежащий в сюжете каждого. Публика оказывалась то в палате фешенебельной клиники и наблюдала за офтальмологической операцией Иоланте, то, вместе с Карликом, на дне рождении инфанты попадала в картину Диего Веласкеса «Менины». Если постановка оперы Чайковского стала еще одной ее режиссерской интерпретацией, то другая предстала на столичной сцене впервые. В спектакле приняли участие солисты театра «Новая опера», а также оркестр под управлением дирижера Карена Дургаряна. Надежда Травина побывала на втором показе и рассказывает, почему, несмотря на обращение к такой редкости, как партитура Цемлинского, осовременивание действия, сложную сценографию, премьера получилась со знаком минус.
Иоланта слепа, Карлик уродлив, оба не знают о своих недугах, а когда узнают, их привычный мир рушится. Только вот дочь короля Рене в итоге становится зрячей, а ее «товарищ по несчастью», увидев свое отражение в зеркале, сходит с ума и умирает. Помимо такого драматургического объединения, в этих двух операх есть и другие рифмы. Обе главные героини – средневековые принцессы: одна живет с любящим отцом, чиста и добра, другая – избалованная донна Клара, насмехающаяся над слугами. Оперы Чайковского и Цемлинского также сближает символическое значение белой розы: Иоланта выбирает ее по просьбе возлюбленного (и он, который просил красную, догадывается о слепоте девушки), ее же издевательским образом получает Карлик из рук инфанты, уверяющей его в красоте. Этих пересечений оказалось достаточно для того, чтобы режиссер Денис Азаров поместил два спектакля в один вечер и, чтобы ни у кого не осталось сомнений в похожести этих опер, «внедрил» Иоланту в мир Карлика, заставив ее присутствовать на вечеринке и в финале обнимать отчаявшегося уродца. Блестящая идея себя не оправдала – оба спектакля выглядели настолько далекими друг от друга, что вопрос о том, нужен ли был вообще такой союз, напрашивался сам собой.
«Иоланта» – образец романтической музыки конца XIX века, последняя опера Чайковского, где он, выразил, кажется, все самое лучшее из своего творчества. При жизни композитора она исполнялась в паре с «Щелкунчиком» и «Алеко» Рахманинова – идеальная с точки зрения музыкальной стилистики трилогия. «Карлик» был создан уже в XX веке, и этот факт ощущается в партитуре сразу же: веризм, экспрессионизм, импрессионизм здесь переплетены весьма тесно. На российской премьере в 1996 году, в Самаре, «Карлика» поставили в пару с «Елкой» Ребикова, и это решение кажется удачным – и пусть между ними нет прямой параллели, зато модерновости в сочинении русского авангардиста хоть отбавляй. Дуэт Иоланты и Карлика, предложенный Азаровым, себя не оправдал хотя бы потому, что режиссерские концепции оказались максимально разными и ничего не скрепляющими.
В «Иоланте» Азаров ухватился за идею исцеления и прозрения, но отбросил метафорические смыслы, предложив зрителю посмотреть, как врачи крутой клиники проводят офтальмологическую операцию дочери короля Рене (сценография Алексея Трегубова). Действительно, интереснее же смотреть на глазное яблоко на экране, чем на душевное перерождение принцессы, решившейся на операцию ради того, чтобы увидеть этот прекрасный мир и быть со своим возлюбленным Водемоном. Он, к слову, в спектакле оказался не то путешественником, не то обыкновенным бомжом, живущим прямо у дверей палаты вместе с другом (в оригинале – рыцарем) Робертом. И пока король Рене, авторитет как из 90-х, вызывает из Эмиратов фриковатого врача Эбн-Хакиа, его дочь безуспешно пытается отличить белую розу от красной, понимая, что с ней что-то не так. В итоге, все заканчивается хеппи-эндом. После успешно проведенной операции, Иоланта, наконец, снимает повязку, все веселятся, врачи дарят девушке плюшевого мишку и шарик и ликуют: да здравствует современная медицина! Непонятно, для чего режиссеру понадобилось превращать эту философскую притчу в сериал на канале «Домашний» и обесценивать заложенный в драме Герца духовный подтекст и сводить все к примитивизму. Возможно, это был такой троллинг над Чайковским – к которому, кстати, присоединился и оркестр. Музыканты звучали вяло и неубедительно, оставался равнодушным к мелодической красоте тем и симфоническому развитию мотивов. Елизавета Соина в целом с партией Иоланты справилась, но интонационно не везде была точна – верхние ноты как будто давались ей с трудом. Остальные же герои первой половины вечера – Александр Попов (Роберт), Георгий Васильев (Водемон), Алексей Антонов (Рене) привлекали внимание, скорее, выразительной актерской игрой, нежели вокалом.
А дальше был Карлик – точнее, опять Иоланта, которая, сжимая букет цветов, растерянно бродила в огромной зале, украшенной к празднику. Денис Азаров использовал идею театра в театре, усеяв пространство сцены огромными куклами, сошедшими с картины Диего Веласкеса «Менины». Куклы (вернее людей, помещенных в манекены в средневековых одеждах) в спектакль привнес Артем Четвериков, он же заставил их эффектно и устрашающе двигаться, сжимая бедного Карлика в кольцо. Вот на это и обращал внимание зритель, а не на трагедию уродца, присланного в качестве подарка вредной инфанте. Восстание кукол стало главным акцентом оперы, не имеющей ничего и близко к такому. В финале эти гигантские фигуры показательно ломаются – под экспрессионистские волны у оркестра у них последовательно друг за другом отрываются головы. Так режиссер показывает крах иллюзий и надежд Карлика, увидевшего себя в зеркале, так в итоге его поглощает этот мир великанов. Увы, но Сергей Писарев, пытавшийся изобразить драму своего героя, пел крайне слабо и местами откровенно «не туда» – вкупе с чрезмерным бурлением оркестра, словно расправившего свои инструменты после «Иоланты», слушать это было весьма тяжело. Итак, Иоланта прозрела, Карлик в метафорическом смысле тоже, но увидели ли мы в этом что-то, кроме совета проверять зрение и почаще смотреться в зеркало? Наверное, каждый после спектакля должен решить сам.
