В Нижегородском театре оперы и балета имени Пушкина состоялась премьера спектакля «Онегин» режиссера Сергея Новикова. Постановка открыла ежегодный фестиваль оперного и балетного искусства «Болдинская осень», посвященный Пушкину. Анна Коломоец посетила премьерный показ и делится впечатлениями.
Счастливые часов не наблюдают, а скучающие считают каждую прошедшую минуту. В постановке Сергея Новикова время течет неумолимо медленно. Чувствуешь себя немного школьником, отправившимся на экскурсию в советский оперный театр. Славная была эпоха! И как нам сегодня не восхищаться ее шедеврами — классической версией Бориса Покровского, культовой экранизацией Романа Тихомирова (1958), впитавшей в себя дух послесталинских времен, самого начала оттепели… Возможно, кто-то из зрителей нового спектакля испытал ностальгию по тем временам, но все же хотелось увидеть нечто более увлекательное, чем пышные балы, благородные девицы в шелковых платьях в пол, напыщенные «денди» в бархатных камзолах. Всё это мы уже не раз проходили.
Правда, анонс премьеры обещал интригу. Как это ныне водится, режиссер решил выступить соавтором Пушкина, развязав один из главных узлов сюжета — Ленский будет спасен. Впрочем, «ветер перемен» показался не совсем продуманным. Выживший Ленский еще появится на сцене, однако, только в массовке танцующих на балу у Греминых и его едва ли можно будет заметить. В интервью «Коммерсанту» Новиков поведал о том, как пришел к своему открытию: услышал, как после рокового выстрела, в оркестре, Чайковский дважды напоминает публике ключевую фразу «Что день грядущий нам готовит…», — и сделал соответствующие выводы… Поэты и правда в некотором роде не умирают, но все же точка зрения на бессмертие гораздо убедительнее у великого композитора, не так ли?..
Подлинная философия оперы — стремление героев к счастью, несвоевременность чувств, острое ощущение утраты — никуда не исчезла, но словно отступила на второй план. Похоже, что режиссера увлекла идея «осовременить» представление, воплотившаяся необычным образом. Чайковский, вслед за Пушкиным, не обозначил четких временны́х рамок действия. Новиков сделал необходимое для своего замысла уточнение, отнеся события к рубежу XVIII и XIX веков (1799–1802 годы). Начинается история в самом конце правления Павла I, а завершается уже при его сыне.
Чтобы приблизить сюжет к заботам нашего дня, его пришлось связать с далеким прошлым. Ленскому не удается как следует вызвать Онегина на дуэль: сдуру он плескает бокал вина в провокатора, но попадает… в портрет Павла. И вот уже несчастный в любви поэт становится узником, томится в каземате. Искупая свою вину, Онегин спасает его из тюрьмы, убив Зарецкого (невелика потеря). Парочка пускается в бега. Их эмиграция и крепкая мужская дружба остаются за кадром.
Костюмы художницы Марии Высотской, судя по всему, должны были придать спектаклю романтический колорит. Впечатление от качественно выполненной работы смазала тривиальность решения: белые (иногда, для разнообразия, черные) длинные платья с вырезом каре, генеральские сюртуки, старомодные фраки. Зато декорации Александра Купаляна были стильными и освежали восприятие. Взять хотя бы кинематографический эффект в сцене письма, когда «полифония» мыслей Татьяны выведена на внешний прозрачный экран. Фразы любовного послания (на «родном» французском языке) сменялись одна за другой, в то время как на втором плане Татьяна металась в агонии. Декорации в бальных сценах поражали изысканной цветовой палитрой и элегантностью — гороховые стены и хрустальная люстра в деревне у Лариных, черные фон и золотые канделябры на столичном приеме у Греминых.
По словам Новикова, Евгений Онегин — «это верный друг и по-настоящему любящий мужчина». Если бы эти слова могли материализоваться на сцене! Или, может быть, у постановщика слишком современные представления о галантности мужчин. Антаков в роли Онегина был скучен и однообразен, а его баритоновый тембр — груб и холоден. Его герой — бесчувственный, зацикленный на своем эго, — в итоге оказывается проигравшим, и поделом ему. Лишь в финале, на пике любовного признания, Онегин не может удержаться и начинает всячески поглаживать, обнимать свою возлюбленную. И эти действия разве характеризуют любовь? В продуманный режиссером финале Онегин выглядит жалким человеком, совсем не пылким любовником. Он ползает у ног Татьяны, а в конце покорно отдает ее любовное письмо Гремину.
Метаморфозы, произошедшие в судьбе второго главного героя, мы уже обсуждали. Но такого Ленского — в исполнении Романа Мамалимова — не жалко спасти. Двадцатилетний юноша, студент Уфимского института искусств (класс Наили Юсуповой), стал открытием этого вечера. Его мягкий, не приторный, романтический тенор идеально соответствовал образу поэта, влюбленного до безумства. Небольшие интонационные шероховатости, последствие творческого волнения певца, не помешали удачному дебюту. В знаменитом «Что день грядущий мне готовит?» Роману удалось безупречно соединить противоречивые чувства любви и тоски, выразить в звуках глубокие мысли о красоте жизни и о предстоящей смерти. В трагической концовке арии артист достиг фаталистического экстаза — и пережил заслуженный триумф, сорвав аплодисменты публики.
Дебют Марии Калининой получился не таким ослепительным. Татьяна в ее исполнении получилась поверхностной. Особенно огорчила сцена письма — самый проникновенный и волнующий фрагмент партитуры Чайковского. Певице здесь не хватило харизмы и страсти, да и во всех прочих сценах ее героиня была не более чем инфантильной девчонкой, хлопающей ресничками по ходу своей первой любовной драмы. Слабый, блеклый голос часто перекрывался оркестром, а обилие фальшивых нот не вязалось с чистым образом Татьяны. Ольга в исполнении Валерии Горбуновой затмила свою старшую сестру. Сочный тембр, игривая мимика очаровывали с первого появления девушки на сцене.
Оркестр La Voce Strumentale задает высокую планку исполнителям. Смачные тембры, лихие темпы, яркая динамика — Дмитрий Синьковский разжигает то пламя, которого порой не хватало на сцене. Отмечу прекрасно выстроенную группу деревянных духовых инструментов — в особенности, мечтательно щемящий тембр гобоя, который в сцене письма звучал предостережением о недосягаемости счастья.
В новом спектакле Нижегородской оперы есть и несомненные удачи, и провалы. Но самая большая интрига — даже не художественные достоинства постановки, о которых можно спорить, а замысел ее создателя. Всякий раз, когда режиссером выступает чиновник довольно высокого ранга, повышенное внимание и особое отношение критики неизбежны. В обычной жизни недаром сложился стереотип государственного служащего — человека с непроницаемым выражением лица и обтекаемыми речами. Но творчество способно раскрыть душу и мысли людей…
По моему впечатлению, главным героем обсуждаемого спектакля стали не Онегин с Татьяной, а большой парадный портрет императора на сцене. Избегая проводить детальные параллели между двумя эпохами, режиссер аккуратно выразил надежду на некую «оттепель» и сделал это, такой вот парадокс, зацепившись за упадническую фразу «Что день грядущий нам готовит». Не лучший повод для оптимизма: как известно, Ленский все же умер, хотя Цой, говорят, жив (но и это не точно). В общем, хотя «Евгений Онегин» и навевал порою сплин, стоит продолжить наши наблюдения за творчеством Сергея Новикова, новыми подтекстами его спектаклей — для наших дней это примечательный феномен.
