Театр Наций привозит в Москву один из самых ярких чеховских спектаклей Европы –«Иванова» будапештского театра имени Йожефа Катоны.

В октябре 1887 года Чехов писал брату: «Пьесу я написал нечаянно... Лег спать, надумал тему и написал... Сюжет небывалый». К этому времени рукопись «Иванова» уже лежала на столе антрепренера Федора Корша, а в театре уже шли репетиции.
История создания «Иванова» – первой большой чеховской пьесы, поставленной сразу же после написания – сама по себе «сюжет небывалый».


27-летний Чехов задумал рассказать о своих сверстниках – потерянном поколении 1880-х, сделав героем самого обыкновенного человека (отсюда и фамилия Иванов) - вроде бы и неплохого, но надломленного, задохнувшегося в пошлой уездной помещичьей среде. «Я хотел соригинальничать: не вывел ни одного злодея, ни одного ангела (хотя не сумел воздержаться от шутов), никого не обвинил. Никого не оправдал», – хвастался Чехов брату в одном из следующих писем. Эта оригинальность – попросту отсутствие привычного деления персонажей на плохих и хороших – озадачила не только публику, но и актеров коршевской труппы. К тому, что спустя десятилетие назовут «новой драмой», они были не готовы. На премьере случился почти скандал…


Не отметить 120 лет со дня первого показа «Иванова» Театр наций, конечно, не мог. Откроем тайну: здание в Петровском переулке, где теперь помещается Театр наций, - это и есть бывший Театр Корша, одна из самых успешных дореволюционных антреприз, где впервые была поставлена большая чеховская пьеса.
С начала нынешнего сезона здесь проходит фестиваль постановок пьесы «Иванов». У спектакля, созданного венгром Тамашем Ашером, есть все шансы стать не только его финальной, но и высшей точкой. В будапештском театре имени Йожефа Катоны – отменная труппа, руководимая двумя известными режиссерами Габором Жамбеки и Тамашем Ашером. Но именно Ашер считается в Венгрии главным специалистом по Чехову. Его «Три сестры», поставленные в конце 80-х, объездили полмира, а в 1989 году добрались и до нас, вызвав самый настоящий фурор – с таким современным Чеховым Москва сталкивалась впервые.


Действие «Иванова» перенесено если не в наши дни, то в какую-то восточноевропейскую провинцию 60-х. Сцена – огромная комната, в которой полно всякого хлама, стулья сложены друг на друга, а герои – неряшливые старики (у Чехова – уездные помещики) – слушают трансляцию футбольного матча, прильнув к дребезжащему радиоприемнику. Хотя, может быть, дело происходит и сегодня – время для этих людей явно остановилось. Впрочем, здесь давно смирились с такой жизнью, никто не порывается что-то исправить или хотя бы отодвинуть стул, о который то и дело с размаху бьется дверь. Вся эта несуразность до поры не волнует и Иванова. Но  однажды он вдруг видит свою жизнь со стороны – и покою приходит конец. В лучшей сцене спектакля Иванов мается бессонницей – мечется, полуголый по комнате, включает свет и тут же, словно испугавшись, выключает снова. Огромная, грязная, окутанная сумраком комната становится зримой метафорой удушливого безвременья. Как и сто лет назад, бежать от него некуда. А потому Иванов в финале спектакля Ашера не стреляется, как в чеховской пьесе, а хватает губами воздух и падает замертво, словно и впрямь задохнувшись.