В новом блокбастере нас ждут два действия, много солистов, стильный Версаль и восставшие народные массы.

Балет появился на свет в Ленинграде в 1932 году и с тех пор время от времени ставился заново. В канун премьеры автор новой версии, хореограф Алексей Ратманский, поделился своими впечатлениями от Французской революции и будущего спектакля.

Алексей, у премьеры долгая предыстория, и все-таки - отчего Вас потянуло на баррикады?

Во-первых, очень хорошее название. Во-вторых, гениальная хореография Василия Вайнонена, которая будет использована в постановке. И еще живо активное поколение танцовщиков-педагогов, помнящих спектакль тридцатых-сороковых годов. У меня сложилось ощущение, что в этом что-то есть. Интенсивное ощущение!

Помимо названия и танцев Вайнонена, что еще зацепило? По слухам, Вы не переставая читаете о Французской революции.

Я не подозревал, что это было такое кровавое дело. Покруче, может быть, чем у нас в 17-м году. Кроме того, это был настоящий театр! Театральной была каждая мизансцена, все революционные процессии придумывал Давид. Здорово, здорово. Честно говоря, я под большим впечатлением. И еще, знаете, хорошая музыка, подлинный французский восемнадцатый век. Борис Асафьев все это здорово обработал, оркестровал, соединил одно с другим, но музыку сочинил не он.

По заветам Глинки, «музыку сочиняет народ, а мы только аранжируем». А как Вы «аранжируете» движение восставших масс?

Я действительно сейчас читаю про французскую революцию, и там очень много чего неприятного. Поведение массы не всегда бывает предсказуемым, адекватным и разумным, какие-то вещи трансформируются совершенно противоположным образом. В жизни и в балете это зависит от персонажей, которые будут энергетическими центрами.

Вы рассчитываете на заинтересованность молодых солистов?

Знаете, в том, что в «Пламени Парижа» солисты прекрасно сделают свои партии, я не сомневаюсь. Партий там много: мимические, драматические, характерные, не чисто классические партии. Но самое главное, конечно, там много массовых сцен, где занят кордебалет. У каждого в массовке - свой характер, свои мизансцены, многие импровизируют очень удачно, чего не было еще несколько лет назад и что очень важно для спектакля. Вот еще один ответ на вопрос «почему «Пламя Парижа»: в нем хватит работы для всей труппы.

А можно пофантазировать, как благополучные и дисциплинированные балетные люди будут изображать революцию на баррикадах?

Они же актеры. Они изобразят порыв к свободе. Артисты балета имеют достаток, но они очень хорошо знают, что бывает нужда - когда уходят на пенсию, или когда еще молоды и денег нет совсем. Вообще тем и хорош театр, что человек может проиграть ситуацию, в которую в жизни не попадет. Каждый из нас хочет получить эмоциональный житейский опыт, прожить несколько жизней. Вот читаешь о французской или о русской революции – времена страшные, жуткие. Но была в них и романтика, порыв, сильные эмоции. Люди действительно попадали в ситуации. Мы, не пережившие всего этого, будто чего-то недополучили; когда все рушится, это, наверное, удивительные ощущения.

В «Пламени Парижа» будут какие-то моменты, что называется «для своих»?

Можно с разных сторон смотреть на это событие. Можно как на реконструкцию, взгляд на спектакль тридцатых годов прошлого века и на те отношения артистов, иерархию и так далее. Или смотреть как на что-то более современное. Конечно, мне бы хотелось, чтобы «Пламя Парижа» получилось более актуальным, чем, скажем, «Корсар».