Порция мистики

Много лет подряд Большой выбирает первой премьерой сезона русскую оперу. В этот раз настал черед самого мистического, сложного, закрытого для постановщиков шедевра Римского-Корсакова – «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
Повод к постановке как будто формальный: музыкальный мир отмечает столетие со дня смерти Римского-Корсакова. Заслуги «русского Вагнера» перед отечеством громадны, так что взяться за его главную оперу по столь подходящему поводу для Большого театра – одновременно обязанность и дело чести. Есть в этой идее и дополнительный смысл. Так уж сложилось, что Большой привлек под свои знамена двух самых талантливых оперных режиссеров, говорящих по-русски – Эймунтаса Някрошюса и Дмитрия Чернякова. И теперь старается использовать их возможности с максимальной пользой для театра, продолжающего работать в «свернутом режиме» на Новой сцене.
Однако все обстоятельства дополнительного порядка меркнут перед художественными возможностями этой оперы. Почтенный профессор петербургской консерватории Римский-Корсаков славился своими авангардными взглядами, водил дружбу со студентами, да и в музыке не придерживался рамок. В самую загадочную из своих пятнадцати опер он вложил шесть лет работы и все, о чем знал и догадывался. Получился странный, мистический, часто сравниваемый с таким же многослойным «Парсифалем» Вагнера ларец, из которого всякий раз можно вытащить что-то новое. На эту таинственность играет сама фабула, где есть сказочная любовь княжича к лесной ведунье и внятный исторический фон, на котором и разворачиваются события. Разворачиваются мистически: дружина разбита, княжич погиб, а оклеветанная Феврония божьим промыслом прячет обреченный Китеж в воды озера и чудесным образом воссоединяется с любимым.
Римский-Корсаков сомневался, нужно ли воплощать эту историю в оперной постановке, и без конца подправлял спектакль, шедший при нем на сцене Мариинского театра. Понять композитора можно, в каком-то смысле ставить «Китеж» - все равно, что ставить «Всенощное бдение» Рахманинова. Однако для оперного режиссера с амбициями это очень заманчивая задача. Автор последней громкой постановки «Китежа» Дмитрий Черняков несколько лет назад создал в Мариинском версию яркую, скандальную, отсылающую к реалиям блокадного Ленинграда и фильмам-фэнтэзи одновременно. От Някрошюса ждут совсем другого. Литовский кудесник славен своим умением ладить с Мифом, он потрясал публику напичканным символами и знаками «Гамлетом», сложным «Фаустом» и, ни много ни мало, постановкой библейской «Песни Песней».
Да и в опере этот режиссер драмы не дебютант, две из четырех опер в его постановке идут в Большом. Правда, довольно громоздкая опера «Макбет» Верди не принадлежит к числу больших удач, а художественные достоинства «Детей Розенталя» Десятникова оказались в тени никак не связанного с собственно оперой скандала.
Тем не менее, расчет правильный. Новый «Китеж» - совместная постановка с Оперным театром итальянского городка Кальяри, тамошняя премьера состоялась весной. Мистическая махина поставлена с чисто някрошюсовским ощущением сценического времени, на неспешные четыре действия. Помогала ему не раз проверенная команда в лице художника-постановщика Мариуса Някрошюса и художника по костюмам Надежды Гультяевой. Соляные столпы оборачиваются здесь иконостасом, избушки на курьих ножках – ушедшим под воду городом, есть внятное ощущения причастности к таинству литургии. Наверное, Римский-Корсаков неспроста населил свою оперу историческими персонажами и сказочными героями, позволил петь и князю Всеволоду, и вещим птицам Сирину и Алконосту. Тем и ценны неявные отсылки к православному церковному обряду, что позволяют увидеть в опере настоящий эпос.

10-13 октября. Большой театр.