Каждый крупный оперный театр, претендующий на мировое лидерство, считает своим долгом рано или поздно поставить "Кольцо нибелунга" Вагнера – эпопею из четырех опер, беспрецедентных по протяженности, монументальности и вокальной сложности. Мариинский театр подбирается к Вагнеру давно. В конце 90-х труппа в несколько приемов освоила "Парсифаля" – последнюю, никогда не шедшую в Петербурге оперу Вагнера. Следом за ним в репертуаре появился "Лоэнгрин". В 2000 году театр представил "Золото Рейна" – первую и наименее обременительную для исполнителей и публики часть "Кольца" (Вагнер определил ее жанр как "предвечерие", интродукцию к основным трем частях – "Валькирии", "Зигфриду" и "Гибели богов"). В "Золоте Рейна" трагическая история только начиналась: верховный бог Вотан вероломно отнял у нибелунга Альбериха кольцо, выкованное из волшебного золота Рейна, и тем самым положил начало многочисленным бедствиям. Древнегерманская мрачная догма завершается уникальной для мировой мифологии сценой гибели богов: властелин кольца нибелунгов обладает властью - но и обречен на страдания и смерть. Всю тетралогию Валерий Гергиев представит в год 300-летия Санкт-Петербурга, желая тем самым доказать, что Северная Пальмира была и остается столицей мировой культуры.
Нынешним летом Мариинский театр осилил "Валькирию" – вторую и самую популярную часть тетралогии Вагнера. Теперь московская публика увидит и услышит ее в программе фестиваля лучших российских спектаклей "Золотая Маска", на соискание которой выдвинута постановка. В этой опере Вотан погружает в сон свою дочь, валькирию Брунгильду (вестницу смерти, приносящую павших героев на небеса), в наказание за то, что вопреки воле отца она сохранила жизнь Зигмунду, отцу Зигфрида, героя двух последующих опер "Кольца", который и приведет богов к гибели.
Перипетии сюжета тетралогии дают возможность создать живописное зрелище, где бушуют грозы и сверкают радуги, где великаны и карлики то опускаются под воду или в земные недра, то возносятся над облаками, а то превращаются в диковинных зверей. Но немецкий режиссер и художник Готфрид Пильц не воспользовался выигрышными театральными ситуациями сюжета. Он оградил сцену мрачными скалами, одел героев в пиджаки, платья и пальто неопределенной эпохи, а для того, чтобы заинтриговать публику, спроецировал на занавес изображение человеческого глаза. Решены лишь считанные эпизоды, где никак не обойтись без сценического действия; большую часть времени на сцене почти ничего не происходит.
Впрочем, опероманов это не разочарует. Вагнеровские творения, несмотря на их огромную популярность, до сих пор не имеют устойчивых режиссерских традиций. Единственная серьезная постановка "Кольца", осуществленная франузской знаменитостью Патрисом Шеро в 80-е годы на вагнеровском фестивале в Байрейте, - исключение из правила. Чаще всего режиссеры пользуются световыми эффектами, пытаясь найти визуальные соответствия красочной музыке, либо актуализируют сюжет, переодевая богов и героев в современные костюмы.
Главное достоинство петербургской постановки в том, что она не отвлекает от музыки. К сожалению, в московских гастролях не примет участие Пласидо Доминго, спевший Зигмунда на премьере "Валькирии". Отсутствие ярких певцов во многом компенсируется работой оркестра. Валерий Гергиев, которого в начале карьеры многие считали не оперным, а симфоническим дирижером, подтверждает здесь свой высокий статус. Вагнер распоряжается голосами певцов, как инструментами оркестра, сплавляя звуковые краски в единую ткань, состоящую из его знаменитых, бесконечно развивающихся лейтмотивов. Поэтому Гергиев избавлен от необходимости метаться между оркестром и певцами, как это происходит с ним в итальянских операх. Сбалансированное, выверенное звучание создает в трактовке Гергиева то медитативную, то нервную атмосферу.
Самая человечная из опер тетралогии, "Валькирия", исследует страсти и фобии тем методом, который уже после Вагнера открыл Зигмунд Фрейд. Брат и сестра, они же – любовники; дочь, выполняющая тайную волю отца, и сын, против нее бунтующий, - музыкально-сценический психоанализ, одно из самых мощных искушений искусства XX века.
Ольга Манулкина. "Коммерсантъ"
На сцене огромный стол, покрываемый разного цвета скатертями и обставленный стульями (в финале их место займут 16 валькирий), - то символ убогой бабьей доли, то любовное ложе, то главная парткомовская деталь в обители богов Валгалле. На задник проецируются многозначительные магические и автодорожные знаки. По тюлевому суперу бегут облака. Брунгильда (идеальная в этой роли Ольга Сергеева) появляется в костюме наездницы с двумя смешными крылышками в руках - вот вам и вся сказка.
Екатерина Бирюкова. "Время новостей"
Строгие черно-белые "бальные" платья сестер-валькирий; Брунгильда в цилиндре, штрипках и мужского покроя сюртуке, держащая наперевес мохнатые крылья; бюргер-Вотан, читающий газету и не без смятения поджидающий разгневанную женушку, богиню брака Фрикку; сама Фрикка в элегантном платье от хорошего портного и дамской шляпке с широкими полями - таков облик божественного семейства, впрямую осовремененный Пильцем, в соответствии со сложившимися традициями многочисленных вагнеровских постановок на Западе.
Гюляра Садых-Заде. www.russ.ru
Гергиев… демонстрирует собственный подход к вагнеровской музыке. Три года назад после концертного исполнения \"Парсифаля\" в Зальцбурге один из немецких рецензентов пытался найти в работе Гергиева отголоски интерпретаций великих немецких дирижеров. Скорее всего у Гергиева просто нет времени слушать компакт-диски знаменитых записей. Именно поэтому его интерпретации опер Вагнера, рождающиеся в суровой борьбе с неприспособленными русскими голосами и непокорными валторнами, лишены каких бы то ни было влияний. А интуиции Гергиева в романтическом шквале вагнеровской музыки хватило бы и на двоих.
Вадим Журавлев. "Ведомости"
Мир музыки Рихарда Вагнера, где чувственное томление, экзистенциальные метания и декадентский душевный хаос спаяны в единый "поток сознания" и выплеснуты в зал экстатично, мощно, на эмоциональном пределе. Оркестр вместе с Валерием Гергиевым становится едва ли не главным героем спектакля… Глубины переживаний и темные душевные лабиринты, которые являют у Гергиева низкие струнные, женственная чистота и лучистое "золото" меди… Пожалуй, лишь в одном можно упрекнуть оркестр "Валькирии": эмоциональное содержание для него важнее изобразительности, и потому сцены битв, как и знаменитый - зримый в своей пластике - "Полет валькирий", уступают музыке смутных чувств.
Надежда Маркарян. "Смена" (Санкт-Петербург)
