Бесшумно уходят вверх плоскости в черном бархате, и образованные бреши тут же заполняет густой, варящийся в воздухе свет. Этим живым, клубящимся дымком Петров может заполнить и всю сцену, и тогда главные герои - влюбленные Петкутин (Егор Бероев) и Калина (Дарья Мороз) – почувствуют себя на небесах, в окружении бесплотных облаков. Сцены "при сотворении мира", сцены в XVIII веке, у хазарского храма или античного театра меняются с бешеной скоростью, шинкуя для аппетитной театральной окрошки эпохи, конфессии и культуры. Архитектурные линии ислама набегают на четкий абрис античного амфитеатра, а языческая балканская мистика переливается с православным символизмом и средневековой схоластикой.
Мысль автора бросает из стороны в сторону. Вот Калина играет с виолончелью, и их сумасшедший эротический диалог с музыкой придыханий и механикой прижиманий имеет право войти в учебники по режиссуре. На ступенях амфитеатра изнывает юноша Вид, из груди которого течет мужское молоко. Колдун Бранкович, используя вудическую ересь, лепит глиняного человечка Петкутина. Алхимик Элеазар рассуждает о началах генной инженерии: "Нам придется договориться о том, каким путем человечество пойдет дальше". Веселый австрийский солдатик изучает сербский фольклор. Декорации, разброс смыслов, "медоточивые" диалоги, причудливые и пугающие образы Павича – все вместе порождает ощущение какой-то дивной, пестрой энциклопедии, куда поместилось все знание Европы и Ближнего Востока за века сосуществования.
Вроде бы бесцельные и обрывочные сцены завораживают зрителя, не складываясь в единый сюжет. Только к концу спектакля публике будет дана возможность постичь его тайный смысл. Любовь – это небесное, религиозное чувство, и Петкутин и Калина возлюбили именно такой любовью. Но духи предков не щадят Петкутина – плод лжеучений, как не щадят и Калину, отдавшуюся "клону". Вечность борется с человеческим своеволием и поглощает этот "еще один день", который ничто в сравнении с вечностью.
Война породила горячий интерес к культуре Балкан, прозванных Черчиллем "пороховой бочкой Европы". В наши дни эта бочка взорвалась на сцене МХАТа. XX век породил не только величайшие бедствия в истории, он заставил признать и печальнейшую вещь: война, а не мир обрекает человека на диалог с вечностью.
