В отчаянно мутировавшей "Анне Карениной" Олегу Шишкину удалось создать текст, в котором современный человек узнает самого себя. Это, скажем прямо, редко удается современным драматургам. "Скорость передвижения, получения информации отразились на нашей этике… Паровоз и телеграф изменили мир XIX века в течение суток", - пишет Шишкин в предисловии к пьесе. Век паровозов сменился веком электронной почты, и поглощение человека техникой только усугубилось.
Владимир Епифанцев начинает спектакль как серьезную классическую трагедию – в больнице, где Алексей Каренин демонстрирует чудеса милосердия, выхаживая искалеченную жену-изменницу. Вскоре драма смешивается с фарсом и китчем: Каренин ведет Анну на цирковое представление, где выступает бородатая женщина-садовник. Монументальные оперные массы Рихарда Вагнера сменяются жирной, глянцевой киномузыкой голливудского стандарта. Спектакль завораживает зрителя мощными световыми эффектами, удивительными сменами декораций, создающих на сцене магическую атмосферу.
Толстовский сюжет ломается, но герои остаются прежними: Анна – восторженной, впечатлительной дамой, Каренин – сухарем-чиновником. Огорошенный трагедией, он просит у мастера Карла Мюллера протез мозга и читает в литературном салоне автобиографический роман, где выставляет Анну бесстыжей шлюшкой, а ее любовника – моралистом, обуздывающим неумеренную распущенность.
В финале к люмьеровскому паровозу, убившему Каренину, режиссер добавляет знаменитые кинокадры: крупный план слезящихся тревожных глаз Татьяны Самойловой – Анны Карениной перед самоубийством. Искусство техногенного века оказывает столь сильное эмоциональное воздействие на зрителя, что простые человеческие эмоции кажутся наивным неврозом.
Угольный бассейн
Кемеровский театр "Ложа" показывает на фестивале "Угольный бассейн" – самый известный на сегодняшний день российский спектакль, созданный по английской технологии "Verbatim - документальный театр". Актеры внедряются в реальную жизнь, как правило, в ее маргинальные области (тюрьмы, реабилитационные центры, заводские поселки и проч.), и тут же записывают на магнитофон все происходящее. Так кемеровские актеры записали диалоги кузбасских шахтеров. Трое забойщиков – опытный мастер, зрелый рабочий и подмастерье – свойски рассказывают, как добывать уголь, как устроена шахта и что такое Белая Крыса. Производственные темы сменяются житейским трепом, через который зритель погружается в особенности специфического шахтерского мировоззрения.
В руках чересчур ироничных кемеровчан магнитофонное отражение действительности выливается в недоброе отношение к своим героям. В жанре "документального театра" реальные люди оказываются смешными и простоватыми. Шахтерская жизнь в интерпретации скептических "документалистов" напоминает диалоги Хлестакова и Осипа: слуга по понятиям растолковывает "столичную партикулярную жизнь" хозяина, а Хлестаков отвечает ему на это снисходительным презрением.
