Мнение “Калигула” у Андрея Житинкина получил достойное обрамление. Настоящий фонтан, кожаные плетки, красно-черно-белая агрессивная гамма костюмов, бронзовое солнце в небе, наводящие ужас “громы и молнии”. Под стать антуражу и роковой красавец Даниил Страхов - “великий и ужасный” Калигула. Но вся эта фантазия идеи спектакля не касается. Замысел Андрея Житинкина можно целиком и полностью изложить словами пьесы Камю. Он не больше, не меньше, не парадоксальнее и не богаче нюансами.
Жестокий император насилует, грабит и убивает так, что кровь стынет в жилах, но арсенал средств устрашения в исполнении Страхова оказывается не слишком богатым. Бояться такого Калигулу можно только от пресыщенности и скуки.
Коронный прием исполнителя – ударение на последнем слове в каждом предложении – делает роль решительно похожей на трагедию в стихах. И столь же решительно лишает текст смысла. Память красивого юноши при этом вызывает заслуженное восхищение. Другие актеры усердно представляют свиту тирана - подданных Доктора Зло. Тут и страх, и выученная поза усталости, и малоподвижная античная мужественность, и обнаженные части тела, и рабское заискивание, щедро осмеянное залом, и крикливые голоса протеста, вызывающие звон в ушах.
Однако есть сцена, наблюдать за которой жутко по-настоящему. Богохульник Калигула устраивает представление в честь богов, рядится развратной Венерой и заставляет петь себе божественные дифирамбы. Пьяная походка, розовая пижамка, красивенькая мордашка, искаженная дурацкой гримасой, - все это вдруг вызывает настоящий ужас. Не судорога телесная и вопли иерихонские, а страх, спрятанный в подкорке мозга, - вот что волнует режиссера.
Но харизма – это не суетливое жеманничанье, мятежная мысль Калигулы – не заученный текст, а тайна человека – не игра словами. Безнадежно застроенный ложными конструкциями спектакль становится умозрительным.
