Премьерным спектакль, который показали прессе, можно назвать только с очень большой натяжкой. До этого «Дядю Ваню» уже успели покатать по городам и весям Евросоюза и только сейчас решились представить доброй московской публике и злым столичным журналистам.

Перед началом представления Кончаловский сразу предупредил о нескольких вещах. Его новая трактовка Чехова ничего общего с поэтично-меланхоличным фильмом , снятым по той же пьесе в начале 70-х, иметь не будет. Теперь история про неудачника Войницкого и его родственников кажется Андрею Сергеевичу скорее фарсом, и вообще он мечтал бы увидеть в главной роли Чарли Чаплина. Но поскольку тот давно отошел к праотцам, то в качестве альтернативы был приглашен Павел Деревянко.

Обнадеженные словом «фарс» — приглашенные проследовали в зал. Когда от начала действия прошло около получаса, надежды покинули вдохновленную авансами публику — смешно не было. Хотя хороший эксцентричный артист Деревянко — честно старался. Проявляя фантастическую моторику мышц тела и удивительную подвижность мимических мускулов. Еще большее недоумение охватило , когда на сцену вышел Александр Филиппенко. Казалось бы, такой двойной удар способен расщекотать нервную систему любого зрителя — ан нет.

Когда задумываешься, а чего ж все так невесело, понимаешь — проблема в том, что всё и все здесь существуют по отдельности. Например, актеры. Каждый играет свое: как уже говорилось ранее, Деревянко и Филиппенко работают буффонаду, Вдовина (Елена Андреевна) карикатурно изображает гламурную блондинку, Высоцкая (Соня ) пытается, по завету Станиславского, жить жизнью человеческого духа, Домогаров (Астров) просто играет интеллигентного алкоголика — получается очень натурально. Из этой полистилистики никак не выходит актерского ансамбля. Правда, кажется, вот-вот... Но тут , как назло, эти слайды!

Всю дорогу на сцене для иллюстрации режиссерской мысли появляются гигантские, почти во всю площадь задника сцены, слайды. С которыми, кстати, герои никак не коммуницируют, а спокойно разыгрывают пьесу в уютных интерьерах дворянской усадьбы понятно какой эпохи. На слайдах то пейзажи современных каменных джунглей — пьеса Чехова актуальна и до сих пор, то фотографии из семейного альбома — счастье возможно только в воспоминаниях, то варварски раскуроченные леса и рахитные дети образца начала прошлого века, — мол, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и под финальный монолог Сони необъятное количество пней — вырубили наш вишневый сад!

Последний эпизод, квинтэссенция общего диссонанса, который царит на подмостках весь спектакль. Когда дочка профессора Серебрякова начинает свой монолог в утешение своего еще довольно молодого родственника-истерика, а заканчивает безумным раздражением на весь белый свет. Ее «мы отдохнем» звучит «как я так устала вам взрослым дядькам носы утирать, что лучше умереть». За такую Соню, казалось бы, можно и простить всю творившуюся на сцене пустую движуху, но тут «пни» актрису перебивают. Нарушают тонкую связь между ней и зрительным залом.

И как уж тут режиссеру объяснить, что если у тебя есть такое средство театральной выразительности как хорошая актриса (пусть и близкая родственница), то и без гигантских фоток вполне можно обойтись.