В неожиданном ремейке пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион», написанной драматургом Максимом Курочкиным – тем самым, который сделал для Олега Меньшикова «Кухню», – Вертинская выступает в неожиданной роли Элизы Дулиттл. В оригинальных костюмах Павла Каплевича и Юрия Купера. В невероятном облаке звуков Олега Кострова. Остроумная и прекрасная.
Проект называется «Имаго». Пьеса – «Леди Ду». Профессор Хиггинс, знающий наизусть 129 вариантов известных ему гласных, находит Элизу на городской свалке. Он называет ее «образцовым заморышем», она называет его «сацкой дыхристой». В финале ситуация перевернется.
– Анастасия Александровна, почему вы так надолго ушли со сцены?
– Все просто. Я очень рано стала актрисой, и, наверное, на тот момент, когда меня «катапультировало» из последнего моего театра – МХАТа, моя страсть к театру исчерпалась. Началась перестройка, захотелось чего-то нового, захотелось увидеть мир – и я поехала в Европу, чтобы преподавать.
– Решили отдохнуть?
– Я не устала. Это было другое состояние. Оно во многом связано с человеческой несвободой. Когда ты работаешь в репертуарном театре под началом даже очень талантливого режиссера, ты в любом случае становишься безотказным работником. А в искусстве трудно быть безотказным. Есть роли, которые ты хочешь играть и которые ты не хочешь играть. Мой способ существования очень индивидуалистический, может, даже эгоистический. В тот момент в стране менялись понятия о том, кто кому что должен, и стало важно, кто что может. И я захотела понять, что могу сделать вне стен театра. Вообще, я часто восклицаю, как чеховский дядя Ваня: «Я не жил, не жил!»
– Почему вы решили вернуться на сцену именно в «Имаго»?
– За эти годы у меня было множество предложений, касающихся театра и кино, но меня совершенно не тянуло на сцену. Но позвонил Паша Каплевич (мы давние друзья) и предложил мне сыграть в «Пигмалионе». Сам по себе «Пигмалион» интересен, там происходит трансформация героини. Но пьеса Шоу мне кажется сегодня немного устаревшей. Перевод на русский был сделан в 1937 году. Элиза у Шоу разговаривает языком кэбменов, лондонских таксистов. Адекватного сленга в русском литературном языке тогда не было. Пьеса оказалась оскопленной. Я предложила Каплевичу переписать пьесу, сделать современный ремейк. Сразу же возникла кандидатура Максима Курочкина, потому что, я считаю, что он сейчас один из самых талантливых молодых драматургов России. Задача заключалась в том, чтобы максимально развести Элизу и Хиггинса по социальным полюсам. Так Элиза оказалась на свалке.
– Режиссера сразу нашли?
– Рассматривали различные кандидатуры. В результате остановились на Нине Чусовой. Она умеет делать шоу – это то, о чем в России совершенно не имеют понятия. Я видела все ее спектакли: в Российском молодежном театре «Героя» и «Шинель», а в «Сатириконе» «Гедду Габлер».
– Все эти годы вы следили за театральной жизнью?
– О да, конечно. Как всегда, великолепны работы корифеев, таких, как Додин и Васильев. Еще запомнился интересный питерский режиссер Юрий Бутусов.
– А какие роли в театре вам предлагали?
– В основном роли в пьесах, которые давным-давно сошли с бродвейских сцен и которые сейчас можно недорого ставить в России. Это, как правило, пьесы на двух-трех актеров, чрезвычайно многословные. Актеры играют их для того, чтобы создать карманный театр и ездить с ним по различным площадкам и зарабатывать этим деньги.
– В российском обществе не уважают антрепризный театр, считая, что это не искусство, а способ выкачивания денег. «Имаго» – антреприза, и вы в ней участвуете.
– Я не работаю в театре, и осуждать меня некому. А что касается сравнений, то у меня есть четкое мнение на этот счет: репертуарному театру в России осталось жить пятьдесят лет. Это структура умирающая. Не случайно и в Америке, и в Европе этой формы уже почти не существует. Непродуктивно содержать труппу, которая стареет. Непродуктивно играть ветхие спектакли. Смысл – в постоянном обновлении. Театрами должны руководить продюсеры, а всех остальных нужно приглашать по договору на равных основаниях. Нельзя постоянно находиться под дамокловым мечом симпатий или антипатий главного режиссера. Актер становится заложником. А продюсер в отличие от главного режиссера все-таки должен заботиться о том, чтобы в театр шла публика.
– Как вам нравятся костюмы Каплевича и Купера?
– Восхищаюсь. Каплевич невероятно смел и ироничен. С Купером нас связывает давняя дружба. С ним мы делали на ТВ передачу «Другие берега». Он оформлял компакт-диски и книги Александра Вертинского. Вскоре мы издадим сборник стихов и мемуары отца. Я не случайно привела Юру на этот спектакль. Он остро чувствует, что такое «свалка». Ощущает фактуру старых вещей, которые когда-то были в употреблении, которые несут с собой информацию той жизни, когда умывались из умывальников, кувшинов, тазиков. Думаю, что декорации будут очень красивыми. Каплевич и Купер из пошарпанной, разодранной вещи могут сделать драгоценную.
– На «Имаго» у вас будет новая аудитория. Более широкая, более простая...
– Мне хочется сыграть эту роль – народную, простую, какую угодно. В этой комедии я делаю новый актерский шаг. Я не перехожу на образ старухи, который меня когда-нибудь дождется, я вступаю в пространство характерных ролей. Вот и все.
– Может ли «Имаго» вызвать скандал?
– Никогда. Это комедия, публика будет смеяться. Предвижу недоумение: почему я появляюсь в таком амплуа. Надеюсь, что зритель придет на меня в любом качестве. Извините, что я так самоуверенна, но в успехе «Имаго» я не сомневаюсь. Надеюсь, что все пойдет гладко и следующий проект будет не менее успешным. И это снова будет комедия. Потому что драму я сама не пойду смотреть. И другим не советую – в нашей жизни ее и так с избытком.
Статья : Превращение в бабочку
