Получить «Золотую маску» удается не каждому режиссеру. У молодого литовца Карбаускиса их две. И если вы посмотрите любой из его спектаклей, то поймете, в чем дело. Так вдумчиво работать с артистом, так тонко превращать литературную ткань в театральную, будь это сложнейшая проза Андрея Платонова или рассказ Леонида Андреева, сегодня мало кто умеет. Да и о коренных вопросах бытия нынешние режиссеры размышляют не в каждом спектакле.
Карбаускис — дело другое. У него, говорят, тяжелый характер. Даже не пьесы, а сюжеты будущих постановок он выбирает мучительно долго и просто не способен работать из чисто материального интереса. Зато уж в его руках любой незаметный артист превращается почти что в скрипку Страдивари, а народные любимцы, которых, мы, казалось, знаем как родных, открываются с неожиданной стороны.
Начав свою карьеру девять лет назад в МХТ, Карбаускис поставил там спектакль «Копенгаген» — наукообразную пьесу Майкла Фрейна о ядерных физиках, в которой Олег Табаков сыграл, может быть, лучшую свою роль. Потом были пять лет работы в «Табакерке» и, как результат, две «Золотые маски». После чего Карабускис покинул Табакова и на время изъял самого себя из театрального процесса.
Теперь он выпускает в РАМТе спектакль по роману Ицхокаса Мераса «Ничья длится мгновение». Мерас родился перед войной в Каунасе, в еврейской семье. И, как все его родственники, должен был погибнуть в еврейском гетто, но Мераса спасли литовские крестьяне, ставшие его приемной семьей. История, как ни странно, типичная: в том же самом гетто чудом не погиб будущий режиссер Кама Гинкас и еще много других на редкость талантливых людей.
Став писателем, Мерас сочинил роман о том, как
В романе рассказ ведется от лица Авраама, в библейской манере повествующего о жизни и смерти каждого из своих детей. Шахматная партия в романе кончается ничьей, а чем кончится спектакль, пока не известно — говорят, на каждой репетиции Карбаускис придумывает новый финал. Но не думайте, что новый спектакль — тяжелое и безысходное зрелище. Тяжелое, но не безысходное. Потому что в каждом театральном сочинении Карбаускиса всегда есть ослепительный луч надежды.