Самая ожидаемая из многочисленных РАМТовских премьер оказалась христианской притчей о еврейском гетто.
Миндаугас Карбаускис, одна из главных надежд на счастливое театральное будущее Москвы, наконец прервал затянувшуюся паузу и выпустил свою первую премьеру после двухлетнего перерыва. По окончании спектакля стало понятно: режиссер изменился, не внешне — внутренне.
Инна Липман — Дарья Семенова. Фото Валерии Комиссаровой
За эволюцией мировоззрения Карбаускиса, которая происходила из спектакля в спектакль, всегда было интересно наблюдать. В первых своих работах он много говорил о бессмысленности жизни и неизбежности смерти, но после замечательных «Семи повешенных» полюбил жизнь. И вот теперь, кажется, понял, зачем люди умирают.
Наверное, это единственный спектакль режиссера, который стоит назвать христианским. Тем удивительнее это произносить, ведь действие происходит в еврейском гетто. За основу Карбаускис взял единожды изданный в СССР почти полвека назад роман тогда жителя Литвы, а сейчас израильтянина — писателя Ицхокаса Мероса.
В центре повествования — семья Липманов. Старший в роду — бедный портной Авраам (Илья Исаев) и его дети. Каждый из них жертвует собой ради спасения других, только делают они это не совсем по-христиански. Знаменитая певица Инна Липман (Дарья Семенова) делает это ради премьеры в гетто оперы «Жидовка», Рахиль (Нелли Уварова) после смерти супруга мечтает стать матерью, но становится жертвой нацистских экспериментов. Осознав, кого она и ее соседка по палате, девушка не знавшая мужа, произвели на свет, Рахиль убивает детей. Касриэл (Александр Доронин), убежденный ницшеанец, одержимый идей сверхчеловека, дает слабину на пытках и вешается.
Шогер —Степан Морозов, Авраам Липман — Илья Исаев. Фото Валерии Комиссаровой
Наконец, комендант Шогер (Степан Морозов) предлагает Аврааму сделку: его младший сын Исаак (Дмитрий Кривощапов) играет с ним партию в шахматы, если выиграет, все дети гетто будут жить, но убьют самого юного гроссмейстера, если проиграет, все произойдет ровно наоборот. Единственный шанс выжить всем — ничья. В финале Исаак Липман почти приводит игру к этому столь желанному исходу, и тут же отказывается от него. Жертвует — жизнь и выигрывает партию. Почему? Так ведь самопожертвование — единственный способ победить зло. И это уж совсем по-христиански.
Правда, понять, почему он это делает может только зритель с очень тонким слухом, который, несмотря на все выбивающие моменты, продолжает находиться внутри действа и слушать молитву. Предатель-самоубийца, непорочная девушка, родившая ребенка, отец, приносящий в жертву сына, — библейские аллюзии более чем очевидны.
Рахиль Липман — Нелли Уварова, Лиза — Дарья Семенова. Фото Валерии Комиссаровой
Сценограф Анна Федорова, выгородив кусок из большой сцены, создала привычное для Карбаускиса камерное пространство и наполнила его синим холодным цветом. На узкой полосе подмостков стоит длинный стол и несколько демонстрационных шахматных досок. Каждая история разыгрывается спокойно, четко и почти хладнокровно, как партия.
Это вполне в духе сдержанного режиссерского почерка Карбаускиса, который, избегая всякой пошлости, иногда, впрочем, явно перегибает палку. Если отсутствие еврейского колорита и помогает расширить замысел до вселенского, то история первой любви Исаака выглядит уж очень картонной. Но главная шероховатость постановки заключается в нормальном и здоровом желании РАМТовских актеров — играть. Всякая попытка «дать нерв» рвет тонкую материю спектакля, останавливает действие и вырывает публику из контекста происходящего. Поэтому предсказать, что получит зритель, придя на «Ничью...», — катарсис или два часа скуки — лично я не берусь.
«Ничья длится мгновение»: смерть начинает и выигрывает
Самая ожидаемая из многочисленных РАМТовских премьер оказалась христианской притчей о еврейском гетто.