.jpg)
Помнится, из всех трех «Чаек», которые когда-то игрались на сцене Школы современной пьесы, самой удачной была та, что шла под грифом «настоящая оперетка». Вообще, отвечать здоровым кафешантаном на извечную интеллигентскую рефлексию Иосифу Райхельгаузу не впервой. Вспомнить хоть уже теперь исторически определяющую постановку «А чой-то ты во фраке?».
Грибоедовское «Горе от ума» худрук Школы поставил на те же рельсы, обозначив свои отношения с произведением как «игры с комедией». В команду играющих тренеров он позвал автора легендарных капустников Вадима Жука и композитора Сергея Никитина, которые «перепели» несколько хитов, в том числе и всем известное «Русское поле», которое в их интерпретации превратилось в «Русское горе». С хорового исполнения этого опуса и начинается действие спектакля.
Художник Алексей Трегубов затянул все сценическое пространство черным бархатом. Еще во времена Станиславского было замечено, что на этом прекрасном материале люди и предметы аналогичного цвета могут быть невидимками, а все белое кажется парящим в воздухе. Этот сценографический прием здесь используют в хвост и в гриву. Чацкий по приезде буквально материализуется в доме Фамусова, надев по случаю возвращения на родину белый фрак и гигантский цилиндр. Кстати, вокруг персонажей то и дело летают разные предметы: белые швабры, косы, серпы и молоты. Последние, понятное дело, сольются в легко узнаваемый герб.
С хрестоматийной пьесой на подмостках обращаются довольно свободно. Например, полковник Сколозуб так и не появится. А канва сюжета используется постановщиком скорее для склеивания танцевально-песенных интермедий. Кстати, то, что худрук все роли поручил молодым-немедийным, можно называть очень грамотным режиссерским ходом. Погрузи он в действо своих ведущих Альберта Филозова и Владимира Качана, получился бы натуральный нафталин.
А так юность Школы современной пьесы работает довольно грамотно. Некоторым артистам недостает мастерства: Лиза (Татьяна Церенина) и Фамусов (Иван Мамонов) довольно топорно изображают какой-то невнятный адьюльтер. Зато Софья (Екатерина Директоренко) и Молчалин (Степан Рожнов), напротив, в своем дуэте смотрятся изящно и остроумно.
С Чацким в исполнении Алексей Гнилицкого — отдельная «песня». Играть чужака ему самое оно. Его фактура плюс способ существования на сцене создают впечатление, что занесло его сюда откуда-то из новодрамовских полей. Правда, когда он пытается громко и внятно, вроде как контрапунктом, изобразить раздражение «на свет», это смотрится некоторым обязательным гражданским пафосом для галочки. Но стоит ему дойти до «дыма отечества» — как он тут же становится органичен и обаятелен. Инвариации на тему дыма: «или горят идеалы вчерашние, только в отечестве пахнет дымком», «как дым отечества нам сладок и приятен — гори оно огнем!» — без преувеличения самое удачное место в спектакле.
Весь этот капустник с его милым диссиденством вызывает в высшей степени смешанные чувства. Слушать зарифмованное «Погиб поэт невольник чести. Груз — 200» или переделанный саундтрек из легендарной мелодрамы «Москва слезам не верит» (на этот шаг Сергей Никитин безусловно имеет свое авторское право) «Александра, Александра (речь об Александре I) скоро сменит Николай» даже как-то неловко.
В финале поруганный Чацкий перевоплощается: белый фрак меняет на мягкий рыжий жакет, садится за механическую печатную машинку и превращается в такого Иосифа Бродского с оттенками Евгения Евтушенко. Последний монолог он читает, как поэт шестидесятник свои стихи в переполненный аудитории университета, и вроде жалко его сутулого, одинокого и всеми преданного, но взгляд нет-нет да сфокусируется на вельветовом пиджаке, и в голове мелькнет — а сейчас так не носят.
