Польский киноклассик представил московской публике свою постановку. Его взгляд на знаменитую пьесу Дэвида Оберна оказался уж слишком беспристрастным.
При просмотре новой РАМТовской премьеры, как это ни удивительно в наше время, определяющим обстоятельством является факт знакомства с сюжетом. Человек, который никогда ни пьесы Дэвида Оберна, удостоенного, кстати, Пулитцеровской премии, не читал, ни знаменитой экранизации Джона Мэддена с Энтони Хопкинсом и Гвинет Пэлтроу не видел, получит одни зрительские впечатления, посвященный в тайны фабулы — совершенно другие. И не исключено, что прямо противоположные.
Дело в том, что пан Занусси довольно грамотно транслирует увлекательный человеческо-математический детектив. Вся история крутится вокруг тетрадки профессора Роберта с доказательством мировой теоремы, над которой бьется не одно поколение ученых. После математика ее находит в столе его дочь Кэтрин. По ее мнению, доказательство она вывела, пока последние пят лет ухаживала за больным отцом. Оба они были увлечены простыми числами, правда, со временем отец Кэтрин из просто профессора превратился в сумасшедшего профессора, в прямом смысле слова. Приехавшая на похороны старшая сестра — энергичная карьеристка (читай: несчастная женщина) Клэр не верит сестре и боится за ее рассудок и здоровье. Да и сама главная героиня порой сомневается в здравости своих рассуждений.
Масла в огонь подливает и молодой ученик профессора, а по совместительству еще и рок-музыкант, у которого с Кэтрин начинается роман. Правда, мужское плечо у лирического математика Хала оказывается крайне ненадежным: то подставит, то уберет. Забавно, но Кшиштоф Занусси поступает с квартетом РАМТовских артистов примерно также. Репетировал он спектакль по «короткой» европейской системе: три недели у него дома в Варшаве артисты, цитирую, «вместе обедали, вместе смотрели телевизор, много общались не только по работе».
За это время прославленный режиссер практически раскадрировал пьесу Оберна, но вот, что играть Евгению Редько (профессор), Нелли Уваровой (Кэтрин), Денису Баландину (Хал) и Ирине Низиной (Клэр), так и не объяснил. Понятно, что режиссерским набором инструментов пан Занусси пользоваться умеет, но вот что он думает о персонажах, с трудом догадываются не только зрители, но и артисты.
Хотя, в их способностях сомневаться и не приходится. Например, Ирина Низина блестяще отыгрывает состояние хмурого утра после слишком увлеченного алкоголем вечера. Но вот дело доходит до нюансов отношений двух сестер, и тут она, оставленная без режиссерской задачи, теряется. Или Нелли Уварова, которая очень трогательна, когда в ее персонаже — резковатой с почти подростковой манерой себя вести девочке с короткой мальческой стрижкой — просыпается женщина. Или Денис Баландин, у которого увлеченность музыкой получается куда убедительный, чем увлеченность математикой.
В самом незавидном положении оказывается Евгений Редько, поскольку его персонаж является исключительно в воспоминаниях и видениях Кэтрин, и на подмостках РАМТа он смотрится настоящим приведением. Причем, его инфернальный персонаж довольно активно заигрывает с публикой. Понятно, что весь это ненужный мотор для артистов — мера вынужденная, иначе ощущение застывшего времени неизбежно. Тем более, что ординарная сценография Евы Старовейска — терраса в доме профессора, за окнами которого виднеются силуэты небоскребов — усиливает ощущение дистиллированности. Конечно, поставить небезынтересный спектакль про формулы — заманчивая задача. Но совсем забывать о людях не стоит, хорошо хоть артисты о них помнят.
Пан пропал в формуле: «Доказательство» Кшиштофа Занусси
Польский киноклассик представил московской публике свою постановку. Его взгляд на знаменитую пьесу Дэвида Оберна оказался уж слишком беспристрастным.