В МХТ готовят беспрецедентный проект — симфонический перформанс «Реквием» с участием первых величин театра и музыки. Дирижировать представлением будет экстравагантный Теодор Курентзис.

В перерыве между репетициями «Ваш досуг» поговорил с кумиром публики.

«Реквием» написан специально для проекта. Вас не пугает, что на неизвестную музыку никто не пойдет?
У меня иногда бывают сумасшедшие программы ультрасовременной музыки. И всегда полные залы.

А композитор Алексей Сюмак откуда вдруг взялся?
Это я его в свое время нашел и заказал оперу «Станция» для фестиваля «Территория», которую поставил Кирилл Серебренников. Мы начали общаться с Кириллом, и он заказал Сюмаку сначала музыку для «Демона» с Аллой Демидо- вой, потом для спектакля «Подпоручик Киже» в МХТ. «Реквием», собственно, – заказ Кирилла, а не мой.

Неужели жив средневековый жанр?
Со временем канонический григорианский реквием получал разные прочтения. Есть «Немецкий реквием» Брамса, «Военный» Бриттена, «Польский реквием» Пендерецкого. У каждого композитора свои соображения – музыка обнажает его суть перед лицом смерти, перед расставанием и с хорошим, и с плохим. По своей идее «Реквием» Сюмака немножко похож на бриттеновский.

Вы в России с 90-х годов. Не разочарованы?
 Все, что я задумал, получилось. Когда я еще жил в Афинах, у меня были совершенно волшебные представления о русской музыке. В 90-е я приехал учиться в Петербург и был счастлив. Россия отличается от Центральной Европы не только языком, но и отношениями между людьми, возможностями про- рыва таланта. Европейцы более мелкие. А в России люди могут решить все проблемы человечества в течение ночи на кухне за пельменями под стакан водки. Здесь есть все возможности воспарить на вершины духа и провалиться в бездну, где тебя никто не найдет.

Оратория молодого композитора Алексея Сюмака для четырех солистов, двух хоров и оркестра написана на канонический латинский текст и документальные свидетельства времени. Музыкальные части будут перемежаться литературными – режиссер Кирилл Серебренников пригласил для участия актеров-звезд: Джереми Айронса, Аллу Демидову, Ханну Шигуллу, Даниэля Ольбрыхского.

В конце апреля у вас в Большом снова опера «Воццек» в постановке Дмитрия Чернякова. Музыка на осенней премьере звучала эмоционально, но о смысле постановки до сих пор спорят. В чем он?
Митя решил, что солдаты, которых в казарме пучит от бесконечной фасоли, как в либретто, – это неактуально. Он показал людей в перенасыщенном мире. Они стараются сбить рутину ролевыми играми, экстримом, чтобы обрести хоть какой-то интерес к жизни.

Оркестр Большого сильно сопротивлялся вам и необычной музыке?
Я этого не почувствовал. Но у всех оркестров один ужасный недостаток: музыканты на репетиции все время разговаривают. В голос! Я с самого начала навожу жесткий порядок.

Как вам удается ладить с режиссерами? Просто играете свое, закрывая глаза на их изыски?
В работе над спектаклем я и сам думаю, как режиссер. И склоняюсь больше в сторону метафизическую. А режиссеры рассказывают публике более приземленные, сюжетные истории. Но мне кажется, психологический театр в опере – это странноватая химия.

Что у вас в ближайших планах?
Летом в Брегенце – «Пассажирка» Вайнберга в постановке Дэвида Паунтни. Осенью «Дон Жуан» в Большом. Потом первый международный тур с лучшим в мире Оркестром Густава Малера. А в мае у меня «Кармен» в Баден-Бадене, потом туда из Новосибирска приедет ансамбль Musica Aeterna, и мы исполним «Дидону и Энея» Перселла с Симоной Кермес и Деборой Йорк.

У Кермес, говорят, характер не сахар.
Не знаю, мы очень дружим.

А как вы попали на роль Ландау в фильм Ильи Хржановского «Дау»?
Илюша был у меня на концерте и предложил попробоваться. Оказалось, он искал не внешнего сходства. И объяснил: у профессиональных актеров сразу видны технологии. Но есть вещи, которые очень сложно имитировать. И если человек имеет некую вертикаль личности, ему не нужно никого имитировать, он сам такой. Хржановский нанял хороших актеров из Финляндии, но я над ними просто смеялся. У меня даже было желание их помучить. В результате Шубникова играет Митя Черняков, Лифши- ца – Миша Фихтенгольц, возглавляющий отдел перспективного планирования Большого театра. А художник-эстет Гера Виноградов прошел на роль… уролога!

В новом «поэтическом кино» режиссера Ильи Хржановского Курентзис играет физика-нобелиата Льва Ландау

Кто вас будет озвучивать? (У Теодора сильный акцент. – Прим. ред.)
В фильме я буду говорить сам. Герой картины – это не совсем тот великий ум человечества Лев Ландау, которого все знают. Это поэтическое кино. Режиссера интересует конфликт гения с миром. Мой герой мог бы зваться Лау или Фау. И в фильме он не еврей из Баку, а грек из Константинополя, как я.

Когда же все-таки фильм выйдет?
Илья – перфекционист, он больше художник, чем режиссер. Он тщательно выстраивает кадр. Вот, казалось бы, все объекты готовы, а он начинает все переделывать месяца три, потом еще три, пока не добьет последнюю деталь – чтобы тараканы были красные, а не коричневые… Трудно снимать кино, где нет ничего случайного. Но приятно сознавать, что служишь качеству. Надеемся, что в 2011 году фильм будет показан на Каннском фестивале и выйдет в прокат.

Никак не могла вас найти. Мне отвечали: он в Афоне. В Афоне – на пляже? Или в Афоне – в монастыре?
В монастыре.

Вам полтора года назад дали орден Дружбы народов. Вы его иногда на- деваете?
О награждении я узнал из газет. Но мне с тех пор никто не позвонил. Так и не знаю, действительно дали? Или не дали?

То есть сам орден вы не получили?
 Нет… Может, они передумали??? (Умирает от смеха.)