«Шесть танцев» и «Маленькая смерть»: картинки с Моцарта

В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко «премьеровали» два абсолютных шедевра балетной сцены: одноактовки великого чеха Иржи Килиана  на музыку Моцарта — «Шесть танцев» и «Маленькая смерть».

Сцена из одноактного балета Иржи Килиана « Маленькая смерть»

Московский дебют Иржи Килиана случился в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко только после того, как гений балета дал себя уговорить — разрешил-таки поставить одноактовки в российской столице. Затем последовали мучительные репетиции. Нашим танцовщикам пришлось учиться «с чистого листа». Хореографический язык Килиана разительно отличается от догматичной классики русского балета. В нем все просто и сложно одновременно, здесь нужно танцевать, как дышать, — чтобы незаметны были усилия. Кроме этого, на каждом из солистов (в балетах Килиана все партии — ведущие) лежала доселе невиданная ответственность. Они должны были доказать и Килиану, и всей театральной общественности: шедевры, которые есть во всех ведущих мировых труппах, можно ставить и на московской сцене.

«Шесть танцев» — это очевидный комический балет со всеми вытекающими. Дерзкий юмор игровых сценок вызывает дружный смех в зале и доставляет явное удовольствие самим танцорам. Вот любовник никак не может заколоть шпагой соперника, а здесь кавалер в розовых подштанниках, прячась за черным платьем с фижмами, флиртует с еще одним кавалером. Дамы бегают по сцене чуть ли не в исподнем, с взлохмаченными головами. Композиции, в которых участвуют все танцовщики, так же совершенны с визуальной точки зрения, как и дуэты. Грациозность, с которой придворные красавицы «ласкают» своих воздыхателей и наоборот, должны бы стать предметом зависти всех мастеров эротического жанра и в театре, и в кино. Несмотря на прозрачные метафоры, которые Килиан выстраивает из тел танцоров, сексуальный подтекст балета граничит с подтекстом целомудренным. Все это игры в любовь, не более.

«Маленькая смерть» — одноактовка несколько иного рода и свойства. Комического здесь нет совсем. Зато лирики хоть отбавляй. Французский эвфемизм обрел свое балетное воплощение. Немыслимый калейдоскоп супероригинальных связок и поддержек завораживает, — мужские ладони меж женских ножек, разомкнутые колени, слияние тел и вздохов... Совершенная красота таких танцевальных поз оправдывает смелый замысел Килиана. Даже телесность здесь одухотворена. По Килиану на сцене танцуют не секс, но любовь. Причем  особенно хорошо любовь удалась женщинам. Им веришь сразу.

Аксессуары в обоих балетах одни и те же — боевые рапиры времен галантного века, гигантские черные кринолины, двигающиеся на маленьких колесиках по сцене отдельно от своих хозяев и хозяек, пара зеленых яблок, символизирующих искушение еще с библейских времен, и напудренные парики. Костюмы — почти невидимые на теле кремовые корсеты.

Эти балеты критики не зря относят к черно-белому периоду творчестве Килиана, в них все совершенно. Это та самая мудрая простота, в которой фокусируется весь мир со всеми его проблемами и проблемками, взамоотношениями полов и всечеловеческими драмами на пустом месте. Килиан здесь равнозначен Моцарту, — он умеет «рассказывать» жизнь языком танца, как Моцарт умел делать то же самое — своей музыкой.

У постановок, которые вошли в репертуар театра есть только одно «но» — они сделаны на четверку. До безоговорочной победы труппе МАМТа не хватило пресловутой внутренней свободы и легкости. Смотришь на сцену и очевидно, что участники процесса напряжены и сосредоточены, стараются синхронизировать движения. А ведь им надо не мировые проблемы решать на сцене, а доказать зрителю, что этих самых проблем не существует. В общем, танцевать так, как сегодня уже не танцуют. Любить, флиртовать, кокетничать и дурачиться языком балета, забывая о том, что занавеса между ними и зрительным залом нет.