Последняя премьера сезона в «Табакерке» — «Чайка» в постановке самого непредсказуемого из столичных режиссеров Константина Богомолова. В интервью журналу «Ваш досуг» он рассказал о своем прочтении классической пьесы и необходимости жестких методов.
Константин Богомолов
Про свое понимание «Чайки»
Я с этой идеей живу уже три года. Мне нравится «Чайка», я не отношусь к ней как к тексту, который давно приелся. Вопрос в ракурсе. Наш спектакль ни в коем случае не про театр, не про то, кто талантлив и кто бездарен, и вообще не про творчество. Он про стремление к славе, про вечную оппозицию «успешный — неуспешный» и как параллель — «Москва — провинция». Я рассматриваю «Чайку» как бытовую пьесу, почти Вампилова. Пьесу о провинции как о болоте, из которого трудно, а зачастую невозможно выбраться. И о столице как о пространстве, в котором либо люди выживают, либо оно их пожирает. «Чайка» для меня вот про эти социальные вещи.
Про актеров
Эта пьеса требует бескомпромиссности. Например, договоренность с о том, что он будет играть Тригорина, была достигнута еще полтора года назад. Но в силу Костиной занятости в разных проектах постановка постоянно откладывалась. Этой весной он заранее освободил время, чтобы работать. В «Чайке» я собрал тот актерский состав, который хотел. Включая художественного руководителя театра. Дорн — роль небольшая, но знаковая. Особенно когда ее играет такая личность, как . Принцип этой «Чайки» в том, что это история про нас самих. Я артистам так и сказал: текст — зеркало, в которое они должны глядеться. Хабенский, если угодно, играет себя, себя, Табаков себя.
Про жесткие методы
Ору ли я во время репетиций? Ору — и достаточно громко. Хотя стараюсь этого не делать. Потому что ор — оружие, которое быстро расходуется, к нему привыкаешь. Говорю ли я жесткие вещи? Бывает. Порой довожу актеров до слез — бывает и такое. Могу ли я человека из спектакля убрать? Могу — по причине профессиональной непригодности или просто хамства. Требую ли я абсолютного подчинения? Да, требую. Актерам я все время говорю одно и то же: «Для вас режиссер — врач, а вы его пациенты». И нужно довериться. Раз уж вы пришли к этому врачу, выполняйте все его указания.
Сцена из спектакля «Чайка»: Тригорин — Константин Хабенский, Дорн — Олег Табаков
Про компромиссы
Если артист меня не устраивает, я никогда его не возьму. Обсуждения с руководством театра происходят, к советам я прислушиваюсь. Но я не возьму человека из компромисса. Раньше еще приходилось. Сейчас нет.
Про успех
Не думаю, что я успешный режиссер, скорее стабильный. Если у меня и бывают успехи, достигаются они исключительно трудом. Не могу сказать, что мне везет. Я восемь лет работаю, начинал с Театра им. Гоголя, с маленьких сцен и медленно-медленно отвоевывал себе пространство. И сейчас за многое приходится бороться. Единственное, я работаю очень много. У меня зуд работы, мне тяжело, когда я в простое. Вот сейчас закончу «Чайку» — и через десять дней начну в Петербурге спектакль.
Про отъезд в Петербург
Там мне предлагают сделать то, чего я не мог сделать здесь. В Москве я в течение долгого времени выгрызал возможности. Вероятно, когда-нибудь уеду в Петербург насовсем. А может, и нет. Пока я в раздумьях.
Про систему
В нынешних московских условиях я бы не стал браться за художественное руководство. Состояние большинства театров таково, что требуется не продолжение традиций, а срочная санация. А это нереально без возможности увольнять людей, которые составляют балласт. Это касается и труппы, и административного состава. Сегодня приход в московский театр без возможности кардинально реформировать труппу — это романтический и, ответственно заявляю, бессмысленный компромисс. У меня есть готовность осуществлять радикальные меры и впахивать, но компромиссничать не вижу смысла. Считаю, это смерть профессии. Я тут согласен с Серебренниковым — бессмысленно работать с трупами. Можно, конечно, посадить их в кресло, напомадить, надеть костюмы, но зачем?
Про театр
Я не разделяю трагического и пафосного отношения к театру. Для меня театр — милое пространство, такое же, как все другие. Отношусь к театру как к тяжелой работе. Но в то же время это довольно веселое дело. Я с удовольствием им занимаюсь — это точно.
