Пока зрители «Золотой маски» готовятся к шоку, каким непременно станут питерские «Три сестры» Льва Эренбурга, режиссер готовит новый удар – «Преступление и наказание».

В 2008-М, после того, как Лев Эренбург,, филолог по первому образованию, актер и режиссер по второму и третьему и врач – по четвертому, получил «Маску» за «Грозу», поставленную в Магнитогорском театре драмы, его пригласил к себе Олег Табаков. А в прессе появились предостережения: мол, Эренбург вольно обращается с авторским текстом и много внимания уделяет физиологии. Табаков предостережениям не внял, и вот результат: «Васса Железнова» тоже выдвигалась на «Маску». Накануне его новой мхатовской премьеры Лев Эренбург встретился с корреспондентом «Вашего Досуга».

Про вашу любовь к Горькому всем известно. Достоевского вы еще не ставили.

Не могу сказать, что люблю этого автора, но круг затрагиваемых им вопросов меня волнует. Возможно, это общее место, но скажу: мне интересно, где в человеке кончается божественное и начинается дьявольское. И наоборот. Что-то неожиданное возникает в дискуссии с автором.

Раскольникова у вас играет Кирилл Плетнев, Свидригайлова – Евгений Дятлов, оба известны по кино и оба не мхатовцы.

Да, это выходцы из моего родного Ленинграда. Обоих знаю со времен их учебы в институте. В век девальвации театра и рыцарства в театре эти люди ведут себя хорошо. Для меня это важно.

Вот-вот на «Маске» покажут «Трех сестер», поставленных вами в вашем питерском «Небольшом драматическом театре». Посмотрев этот спектакль, понимаешь, что вы сделали то, чего не делал никто раньше. Душевный излом каждой из сестер переведен во внешний ряд: Ирина у вас хромая, Ольга – истеричка… Такой же прием – передача внутренней сути сквозь внешнее недомогание – будет в «Преступлении»?

Надеюсь, что да.

Что будет с музыкой в спектакле?
Вот, скажем, любите ли вы Брамса? У нас будет его скрипичный краковяк. Будет скрипка, аккордеон, баян, токката на баяне. И будет чудесный вальс а-ля Пьяццолла.

Надрывно…
А где уж мне без надрыва? Все равно, что ни ставишь – все про себя.

Вы по мироощущению – трагический человек?
Думаю, что да.
 
Финал романа – светлый, но трактовали и трактуют его по-разному.

Мне кажется, у Достоевского он какой-то картонный. Поэтому то, что будет в финале нашего спектакля, имеет мало отношения к финалу романа.

Ну хоть намекните, что там будет?

Не скажу! Но если все получится, то будет попытка уйти на небо.

Что это будет по жанру?
Жанр в театре сложно определить – каждое представление одного и того же спектакля складывается по-разному. Но если все-таки определять, то в «Преступлении» будет и трагическая, и фарсовая нота. Вообще, мне кажется, что Достоевского сегодня в черную (то есть один к одному) ставить нельзя. Если спектакль по Достоевскому не будет пронизан лирической стихией и юмором, он обречен.

Камерная Малая сцена МХТ – это ваш выбор?
Там были колебания, но я не возражал против Малой. Тот Достоевский, который видится мне, пожалуй, уместнее в камерном пространстве.

 А в Питере у вас какие планы?
В моем театре мы взяли «Ю» Оли Мухиной. Это первый мой опыт в современной драматургии, но ребята так радостно схватили эту пьесу, что мне показалось, что ключик найден.

А что слышно насчет строительства помещения вашего театра – ведь бумаги об этом давно подписаны?

Строительство пока застряло на бумажной стадии. Мы не на улице – город арендует нам помещение, но боюсь, своего театра я могу так и не увидеть. Это к вопросу о моем трагическом мироощущении.

фото: Валерий Барсегов