Сойти с ума танцуя

В Москве — большие гастроли Гамбург-балета под руководством живой иконы, хореографа Джона Ноймайера.

Американец в Европе

Джон Ноймайер — урожденный американец, в юности решительно выбравший местом жительства Европу. На этом географическом векторе основаны все его вкусы, пристрастия, круг интересов. Он составляет счастливое исключение из правил: не европеец, сделавший себе имя в Америке, а американец, проделавший тот же путь в обратном направлении.

Первое образование Ноймайер получал в Америке, став не просто артистом, а бакалавром по английской литературе и театроведению. Хореографией увлекся в студенчестве, причем настолько, что со своим дипломом отправился совершенствоваться в Старый свет — не куда-нибудь, а в Royal Ballet School в Лондон и в знаменитый Королевский датский балет Копенгагена. Здесь на него обратила внимание знаменитая балерина Марсия Хайде. Не без ее участия в начале 60-х судьба дала ему выиграть в лотерею счастливый шар: светило Штутгартского балета Джон Кранко пригласил его в свою труппу на позицию солиста. Там он, собственно, начал ставить по-настоящему. Затем недолго поработал во Франкфурт-на-Майне. А в 1973-м, в возрасте 31 года, возглавил Гамбургский балет и с тех пор с ним не расстался, превратив провинциальную труппу в одну из лучших в Германии и известную в мире. Ноймайер настолько сросся со своим театром, что может без кокетства заявлять: «Гамбургский балет — это я».

Впрочем, приглашения со стороны Джон тоже не отвергал: в европейских театрах, даже авторских, нет крепостного права. А звали (и зовут) его много и часто в оперные дома всего мира. Почерк Ноймайера определяется еще на уровне выбора материала: очень многие его балеты основаны на литературных источниках.

Достаточно вспомнить знаменитую «Смерть в Венеции» Томаса Манна или «Даму с камелиями» Дюма-сына, «Сон в летнюю ночь» или «Гамлета». Или «Чайку» в Московском музыкальном театре имени Станиславского, где чеховские писатели Тригорин и Треплев превратились в балетмейстеров.

Еще студентом Ноймайер проникся культурным феноменом Европы рубежа XIX–XX веков. В его воображении поселились Чайковский, Малер, Томас Манн. Отдельным отсеком в этом пантеоне значатся «Русские сезоны» Сергея Дягилева. Речь не только о духовном пристрастии: у Ноймайера собрана одна из богатейших в мире коллекций предметов «Русских сзонов» — афиши, костюмы, партитуры и эскизы, даже предметы быта.

Сокровенное творение

Один из двух привозимых сейчас в Москву балетов посвящен кумиру Ноймайера, гениальному танцовщику Вацлаву Нижинскому. Он подробно и деликатно рассматривает мир великого безумца и его горькую судьбу. Потомственный артист русских императорских театров Нижинский был феноменально талантлив, со скандалом покинул Мариинский театр и появился в Париже в труппе Дягилева в ореоле неуживчивого премьера, способного к поступку.

У Дягилева артист прожил лучшие годы: влюбил в себя бомонд, станцевал лучшие партии, включая легендарную Голубую птицу из «Спящей красавицы», поставил гениальный «Послеполуденный отдых фавна», после которого партер в страшном скандале схватился в рукопашной. Словом, поймал птицу счастья. Но за свой талант Нижинский расплатился сполна — безумием и десятилетиями в доме умалишенных. Балет «Нижинский» принадлежит к числу самых сокровенных творений Ноймайера, вообще-то не склонного оголять на сцене свой внутренний мир без рациональной огранки. Но слишком уж много личного вложено в спектакль. Джон Ноймайер не только придумывал хореографию, он также автор декораций
и костюмов (разумеется, с использованием эскизов Леона Бакста и Александра Бенуа). Спектакль поставлен в 2000 году на сборную партитуру из музыки Шопена, Шумана, Римского-Корсакова и даже Шостаковича. В Москве он исполняется впервые.

Личная реакция на Малера

Впервые же Москва увидит и «Третью симфонию Густава Малера». Отношения Ноймайера с Малером тоже не лишены пылкости и «чего-то личного». Хореограф решил поставить все симфонии композитора, «Третья...» — одна из них. Мэтр тоже не ограничился только хореографией, взяв ответственность также за костюмы и световую концепцию спектакля. Немецкая пресса без обиняков назвала этот спектакль новаторским, но новаторский он прежде всего в сравнении с прочими опусами Ноймайера. Обычно он настаивает на «повествовательном» балете, обожает рассказывать истории. Здесь же налицо личная реакция на музыку Малера, непростая для понимания и вместе с тем очень тонкая, в духе «имеющий уши да услышит». Показательно, что немецкие зрители, привыкшие к многоактным, многонаселенным и, как правило, основанным на литературных произведениях балетам мэтра, по сей день заполняют зал на «Третьей симфонии...».

Идея постановки возникла в 1974 году после смерти Джона Кранко, когда Джон Ноймайер ставил гала в честь старшего коллеги и при поиске соответствующей музыки наткнулся на удивительную симфонию. Хореограф говорит: «Симфонический характер музыки Густава Малера дал мне свободу создавать драму из музыки, а не пересказывать письменную историю. Во время многократного прослушивания я понял, что музыка не только становится все более последовательной, но также все больше воплощаемой в физической форме». Танцевальные партии здесь розданы не звездам-солистам, а ансамблю танцовщиков. «Мой путь в образы Малера, в конце концов, инстинктивный», — говорит Ноймайер. Как выглядят эти высокие инстинкты на сцене, нам предстоит увидеть уже на этой неделе.

все фото предоставлены пресс-службой МАМТ