Мне позвонил Евгений Борисович и спросил «не хочешь ли ты сыграть Иисуса Христа?». Уже в работе , в процессе углубления в материал у меня сложилось ощущение, что Горбунов и Горчаков — это не Христос и Иуда, а некий один человек, терзаемый самим собой.
Почему ты согласился на роль такого человека?
Бродский — один из моих любимых поэтов. Как человек частный, он притягивает меня гораздо больше, чем люди, тяготеющие к общему, к похожему, к толпе. Он — один из великих мыслителей. Кроме того, человек, который умеет чувствовать. Сегодня таких не хватает, поэтому как я мог отказаться? За такие работы надо браться, не раздумывая.
Изменилось ли твое отношение к Бродскому после работы над спектаклем?
Какое-то время я не мог его читать. Но понемногу это проходит. А вообще я думаю, что выдающийся поэт всегда останется для людей выдающимся поэтом, невзирая на все режиссерские и актерские трактовки.
Что было самым сложным в работе? «Горбунов и Горчаков» написан децимой.
Да нет. Запомнить текст — это фигня. Сложно держать грань между абсурдом и не абсурдом. Бродский сам говорил, что его задача — «переабсурдить абсурд». У нас не всегда это получается, хотя мы стремимся, переживаем, входим в образ и пр.
Я читала другие твои интервью, в них ты признаешься, что тебе близка тема раздвоенности, внутреннего смятения...
А кому она не близка?
Конечно, сам себя. Ну, и насколько мозгов хватает — настолько и Бродского. Он всегда был за частности, за Личность. Это и мое мировосприятие.
А твой партнер, Артур Смольянинов, так же думает?
Нам с Артуром тяжело, но хорошо играть вместе. Мне нравится, когда тяжело. Я, может быть, дурак, но верю маме... Она считает, что в союзе Близнеца (весна) и Скорпиона (осень) есть что-то особенное. Эти знаки влияют друг на друга, соперничают друг с другом. Вот мы с Артуром и влияли, и соперничали. Как настоящие Горбунов и Горчаков, две половинки одного человека, которые не могут друг без друга.
Вы прямо ссорились?
Ссора и спор
Ты доволен этой работой?
Не до конца. Мне кажется, мы можем еще очень вырасти. Играть стихотворную вещь
А как же твоя увлеченность музыкой? Должна помогать.
Не знаю, помогает ли. Со стороны виднее.
Насчет «со стороны». Видели ли спектакль твои друзья, что говорили?
И видели, и говорили, но я же вам этого не скажу. Это личное.
И что сказал папа, тоже не скажешь?
Он остался доволен, слава богу. Хотя мне сложно полностью дистанцироваться от родственных связей и воспринимать его слова исключительно как слова профессионала. Мы слишком хорошо друг друга знаем.
Что ты имеешь в виду?
Это как в кино. Если ты в профессии, ты уже не веришь происходящему на экране. Видишь, как поставлен свет, звук, как и почему говорят и двигаются актеры. Исключение — великие люди. Им веришь безоговорочно.
Великие люди, это кто это для тебя?
Марлон Брандо, Джереми Айронс в «Лолите», Джек Николсон... Когда я смотрю на них в кино, я не понимаю, как и чему у них учиться. Они как звери, или как дети. С ними в одном кадре или на одной сцене нельзя находиться. Знаете, говорят, детей и зверей не переиграешь. Вот так и их. У нас в «Современнике» я к таким людям отношу Сергея Гармаша. И отца.
Чему бы тебе хотелось научиться у отца, что перенять?
Смелость. Меня восхищает в нем бесстрашие. Ведь что такое «Гражданин поэт» как не безрассудство? Я хотел бы перенять именно это. И еще воздушность — когда не видно работы, не видно, как сыграно. Высший пилотаж.
В «Анархии», самом популярном спектакле сезона, ты граешь с отцом на одной сцене.
Это скорее домашние радости, чем совместная работа.
Понятно, но работу с Гариком Сукачевым сложно отнести к домашним радостям?
Игорь Иванович
Тебе нравится спектакль?
Абсолютно не мой месседж. Если мы с вами посчитаем, что жизнь — это 100 лет, то люди, занятые в проекте, внутренне определили свой возраст как «далеко за 50». Они уже вспоминают, а я пока еще мечтаю. Я впереди, а спектакль о тех, кто позади. О тех, кто уже что-то понял, пережил, просрал. Короче, не обо мне.
Но тебе понятна проблематика спектакля?
Вы о чем?
Об идее, что продается все, даже протест?
Думаю, что это очень прямолинейно. Есть старая истина — не судите, да не судимы будете. Жизнь человека все-таки сложнее формулы: дважды два равняется четыре .
Они нужны, безусловно. Но ведь я сам выбираю, где сниматься. Полагаюсь только на себя и свою интуицию. Иногда зря.
Вот приклеится к тебе амплуа принца, что будешь делать?
Волков бояться
У тебя были роли, которых могло бы и не быть?
Да всех могло бы не быть. Пока нет у меня такой роли, чтобы я прямо гордился-гордился.
Ты себе на экране нравишься?
Нет, какой-то простой слишком. В театре мои герои значительно содержательней. Вообще театр мне ближе, чем кино. Там есть прямой контакт со зрителем, можно услышать, как рождается мысль. Кино сегодня похоже на еду, а театр... театр — это, скорее, вода.
Если вернуться в прошлое, как вообще возник театр в твоей жизни, ты же учился в математической школе?
Как-то возник, я не помню момента. Вообще-то в детстве я часто (каждую неделю) ходил или в театр или в консерваторию с родными. Перед поступлением пробовал сниматься, сначала в эпизодах, потом пошли роли.
Когда ты поступал, к твоей фамилии было особое отношение?
Откуда я знаю. Всё это мимо меня прошло.
Твой учитель — Константин Райкин. Его не удивить громкой фамилией. Можешь вспомнить, за что он тебя ругал, а за что хвалил?
Хвалил за волю, ругал за ее отсутствие.
Он что-то видел из твоих работ?
Константин Аркадьевич — мастер, уникальный артист и профессионал. Он на Олимпе. Я пока не зову его на свои спектакли, потому что (повторюсь) еще не сыграл ту самую роль.
Как зритель ты часто бываешь в театрах?
Часто. Последнее сильное впечатление — бутусовская «Чайка» в Сатириконе. Это абсолютно гениально.
Сейчас, когда ты уже в профессии, можешь назвать ее минусы и плюсы?
Плюс — постоянно существуют раздражители для мозга, я не стою на месте, развиваюсь. А минус — это настолько частная, личная профессия, что когда нас, актеров, пытаются объединить (сделать одинаковым), возникает много глупых сомнений. Это сильно мешает общему делу.
Тебя можно назвать человеком, ориентированным на успех?
Успех для меня — это когда хватает воли заниматься тем, чего ты действительно хочешь. В этом смысле я на успех ориентирован.
Чем ты увлечен, помимо театра?
Музыкой. Сам играю немножко.
В каком стиле, если не секрет?
Стиль называется «мысль» (смеется). Если она есть — музыка получается.
Что ты слушаешь?
Здесь я не оригинален. Все зависит от настроения, но в принципе это «Аукцион», «Radiohead». Музыка для меня — уникальное средство прямого контакта с душой.
Как ты отдыхаешь?
Тяжело. Я нервный человек, мне сложно успокоиться, отпустить ситуацию, спокойно и размеренно думать о чем-то своем.
Но если удается отдохнуть, что предпочтительнее — активный туризм или на море с книжкой полежать?
С удовольствием на море полежу.
Никита, в последнее время тобой заинтересовалась желтая пресса, просто пляшет вокруг тебя, твоей семьи, романов. Тебя можно обидеть сплетней?
Можно, я же живой..
Я знаю, ты про личную жизнь не говоришь. Но что тебе важно, чтобы было в человеке, который рядом?
Не знаю, как ответить, не могу для себя сформулировать никаких «тезисов».
Ты такой влюбчивый?
Нет, я такой молодой.
Никита Ефремов родился в Москве в 1988 году. Выпускник Школы-студии МХАТ (курс Константина Райкина). В дипломных спектаклях играл роли Дона Хуана в «Молчание — золото» Педро Кальдерона и Чацкого в «Горе от ума» А.С. Грибоедова. В труппе театра «Современник» Ефремов с 2010 года. Исполняет роли Готфрида Ленца в «Трех товарищах» Эриха Марии Ремарка, господина Кольба в «Хорошенькой» Сергея Найденова, Сергея Васильевича Никитина в «Сереже» по А.П. Чехову, Горбунова в «Горбунов и Горчаков» по И.А. Бродскому. Фильмография: «Медуза», «Самая красивая», «Ненасытные», «Пассажирка», «Золушка». Лауреат премии «Золотой лист» в номинации «Лучшая мужская роль» за исполнение роли Чацкого в спектакле «Горе от ума».
фото(1): Николай Мещеряков
фото (2): Михаил Гутерман
фото (3): Сергей Петров
