Потоки страсти

На фестивале «Сезон Станиславского» представят два спектакля Люка Персеваля, одного из самых парадоксальных режиссеров современности. Это имя стоит запомнить — его уже вписали в историю театра XXI века.

Никто толком не знает, как правильно произносить его фамилию. Голландцы ее произносят «Парсифель», французы «Персиваль», англичане «Пёрсиваль», а немцы «Парсеваль». Если следовать правилам французской грамматики (поскольку один из прадедов режиссера служил в войсках Наполеона), ее вообще следует читать как «Паршваль» («скачущий на лошади»). Правда, в основном предки Люка предпочитали морских коней. Детство будущего режиссера прошло на палубе кораблей, перевозивших то из Конго древесину в Германию, то из Германии металл в Бельгию. Как признается сам Люк, «впечатление от медленности воды — это, наверное, то главное, что осталось во мне с тех пор, и что оказывает огромное влияние на мою работу».

В своем «Дяде Ване» Персеваль обрушивает на сценические подмостки целый поток (дождь льетпочти 20 минут сценического действия), и вода словно смывает все лишнее и наносное, обнажая подлинные чувства и страсти. Шум волн и рокот прибоя часто вплетаются в сложную музыкальную ткань его постановок. Музыка точно омывает и размывает жесткий каркас авторского текста, уводя в иные пространства. Недаром в его «Отелло» или «Вишневом саде» главным действующим лицом становится музыкант, располагающийся прямо на сцене. Сын моряков, Люк сохранил некоторое недоверие к словам и уверенность, что главное всегда можно выразить музыкой или точным сценическим и пластическим жестом. Из спектаклей он старательно выбрасывает все лишнее, безжалостно сокращая и переписывая классические тексты. До такой степени, чтобы действие плавно скользило в заданном направлении жесткой режиссерской мысли.

Театр Персеваль впервые посетил старшеклассником и был так захвачен, что по окончании школы поступил в театральное училище. Начинал актером. Потом, неудовлетворенный уровнем режиссуры Национального театра Антверпена, основал собственную группу «Синий понедельник», где ввиду постоянной нехватки денег работал одновременно режиссером, актером, пиарщиком, осветителем и реквизитором. Четырнадцать лет организм справлялся с такими перегрузками. Но в один отнюдь не прекрасный день после очередной премьеры Персеваль отрубился прямо в ресторане, упав лицомв тарелку с супом. Врачи вынесли вердикт: или инвалидность, или полная перемена образа жизни.

Выполняя предписание, он покинул «Синий понедельник» и стал художественным руководителем Национального театра Антверпена, а потом принял предложение гамбургского театра «Талия». Увлекся йогой и даже прожил полгода в буддистском монастыре, изучая духовные практики. «Мои наставники объяснили мне, что я всегда находил правильное направление в жизни благодаря боли», — рассказывает Персеваль.

Боль ведет его Дездемону, прекрасную патрицианку, оказавшуюся в грубой солдатской среде, где привыкли объясняться на мате (режиссер тут решительно переписал Шекспира языком улиц) и походя бить женщин пониже спины. Одна из самых пронзительных сцен «Отелло» — та, где босая Дездемона оказывается среди пьяной солдатни, когда пол усеян осколками битых бутылок, и Отелло ставит жену на свои ботинки, бережно обнимает ее, оберегая от ран… Боль ведет его Раневскую, все знающую наперед и не умеющую пережить потерю своего дома и сада (эту роль грандиозно играет прима гамбургской «Талии» Барбара Нюссе). Режиссер-философ Персеваль умеет дать новое дыхание классическим текстам и заставить зрителей дышать им в такт. Приезд нынешней осенью — первый визит Персеваля в Москву, и режиссер признается, что он немного опасается зрителей российской столицы, которые в рамках даже одного фестиваля «Сезон Станиславского» могут увидеть целое созвездие хедлайнеров сегодняшнего мирового театра.

фото: пресс-служба фестиваля