Эту обаятельную актрису зрители запомнили по спектаклям Ивана Вырыпаева в театре «Практика» «Комедия» и «Иллюзии». 29 ноября в прокат выходит его новый фильм «Танец Дели», где Инне Сухорецкой досталась одна из главных ролей.
Я выросла в Перми. Играла во дворе с ребятами, можно сказать, что была пацанкой. Потом, когда мама отдала меня в музыкальную школу, времени на дворовое детство не осталось. Хотя я очень хорошо его помню. Свобода, приключения, игры по своим правилам...Странно, но я не переживала, что это быстро закончилось. Как будто знала — так надо. И действительно — у многих из моих дворовых друзей сложилась «некрасивая» судьба...
Ваши родители не связаны с искусством?
В моей семье много изобретателей, химиков и физиков. Мама по образованию филолог, но всю жизнь посвятила организационной работе. Дослужилась до исполняющего обязанности министра культуры Пермского края. Она водила меня в театры, на концерты, заставляла читать книжки...
Сейчас бытует мнение, что немосковское детство — это хорошо.
Место, где ты вырос, тебя формирует. Когда я слышала, как Окуджава рассказывает о своем арбатском детстве, мне хотелось такоге же (смеется). Но кто-то заговаривал о детстве в Тушино, и я думала — нормальноеу меня всё, в порядке.
И потом, мне очень везло с учителями. Я встречала и встречаю до сих пор фантастических людей. Например, мой педагог по фортепиано, Лариса Евгеньевна Третькова, из музыкальной школы. Я думаю, во многом это она меня сформировала как личность. От нее я впервые услышала слово «безалаберная». Я не знала, что это такое, но понимала, что это про меня (смеется). Она в меня верила, заставляла готовиться на какие-то конкурсы, работать. Ольга Владимировна Выгузова, педагог по хору, также очень много в меня вложила. Благодаря ей у меня «образовалась» внимательность к красоте. И если бы не она, я никогда не смогла бы петь.
Как вы оказались в Москве?
После школы я поступила на экономический факультет Пермского университета. Моя мама и крестная очень сильно этого хотели, именно так они представляли себе мое счастье. Мне нравилась математика (я находила ее похожей на музыку), но красный диплом получила каким-то невероятным образом.
Когда же возникло ощущение — это не мое, хочу в актрисы?
Да сразу. В классе первом (еще в школе) пришел к нам режиссер из Пермского Института культуры. Огромный такой, лохматый. Он вел у нас предмет «театрализация». Задавал нам простые этюды, разговаривал о воображении, образе. Мне нравилось. Потом был театральный кружок, в университете — студенческий театр. Я хотела учиться актерству, но для этого нужно было уехать из дома. Нужны были деньги. Когда я говорила о этих планах маме, она страшнопугалась. Говорила, что я неспособная, маленькая и некрасивая. На самом деле она ак не думала, просто боялась, что меня не возьмут, и я слишком сильно расстроюсь. Помню, как сказала: «мама, а как же Лия Ахеджакова?». А она мне «ну ты же не она!». И вот с тех пор, когда я встречаю Лию Ахеджакову, я выясняю с ней отношения. Она, правда, об этом не знает (смеется).
Как же тогда случился ГИТИС?
Я мечтала уехать, но все время откладывала. Знаете, Пермь — такой город. Там не очень-то хочется что-то делать. Зато всегда хочется спать. Когда я получала диплом, я вдруг подумала — или сейчас рвану, или уже никогда. В итоге я поступила на заочное отделение, на эстраду к Юрию Борисовичу Васильеву. Это было не совсем то, о чем я мечтала. На следующий год в Москву приехал мой друг — решил поступать на режиссуру. Я тоже решила. Дошла до третьего тура у Евгения Борисовича Каменьковича. Но он меня раскусил, всё понял, что никакой я не режиссер и отправил домой. Но тут случился добор на второй актерско-режиссерский курс у Олега Львовича Кудряшова. Он меня каким-то чудом подобрал.
Вам не вскружила голову такая резкая смена окружения, жизни вообще?
Нет, я чувствовала себя самым последним учеником. Первый курс мы пропустили, и за лето надо было всех догнать и отчитаться. Я помню, что сходила с ума, ничего не могла придумать. В режиссерском плане я оказалась полный ноль. Жила в ужасе «вот сейчас все откроется, что я не режиссер, и меня выгонят». Спасло то, что Кирилл Вытоптов взял меня в свой отрывок по «Станционному смотрителю». Я играла там Дуню. Олег Львович, как обычно, то ругал, то хвалил, но я чувствовала, что набираю актерские «очки». В конце семестра мне сказали переходить в актерскую группу. И знаете, что я ответила? Хочу, говорю, и там учиться, и там. В общем, обнаглела и ехала на шее у педагогов, мучила однокурсников до самого конца. Надеюсь, они меня простят.
Как думаете, вы изменились после ГИТИСа?
Это было очень интенсивное время. Как будто тебя несколько раз перепрошивают заново. Учителя работают с тобой очень близко, знают тебя всю. Актеры ведь на показах открываются не только, как актеры, но и как люди. Ни один комплекс или черту характера не скрыть. Нас учили глобальным вещам, касающимся жизни, не только театра. Например, учили рисковать. В наше время самый большой риск — быть открытым и честным. Еще учили ничего не делать как ремесленники, учили искать во всем художественный образ.
Вы работаете в разных театрах. В «Практике», в ШДИ, в Театре.doc, у Камбуровой... Это ваш сознательный выбор, или вы просто еще не нашли свое место?
Сегодня мне безумно нравится работать с разными режиссерами в разных театрах. Будоражит сама возможность новых незнакомых опытов. Хотя, когда мы учились в Гитисе, для нас существовало только два театра — Петра Фоменко и Сергея Женовача. К Женовачу попасть было невозможно. А вот к Фоменко можно было пойти в стажеры, и я ходила на какое-то безумное количество испытательных туров. Но на очередном из них «сломалась» — вдруг осознала, что это точно такой же театр, как и все остальные, только еще и финансово стабильный. Мне стало не по себе. В моей жизни выходит так, что актер должен быть голодным«. Как только все благополучно, я превращаюсь в кисель. Я не уверена, что найду когда-нибудь свой театр, поэтому ищу «своих» режиссеров. Пока «свои» — это Кирилл Вытоптов, Светлана Землякова и Ваня Вырыпаев.
Ваня очень не как все (смеется). Он слушает себя. Обсуждает задуманное с другими людьми, но не за тем, чтобы узнать альтернативную точку зрения, а с тем, чтобы доформулировать собственную мысль до конца. Еще он любит по сто раз все переделывать. Такой бесконечный процесс приливов и отливов. Ваня — первый человек, который открыл для меня такую вещь как «присутствие». Оно означает не играть, а быть. Быть как перформер. Есть такой художник Марина Абрамович — она устраивала жестокие перформансы,в процессе одного из них ее могли убить. Конечно, это провокация, но она, действительно, была готова умереть.
Вы за такие провокации?
Я за провокацию, которую устраиваешь самой себе. И эта же художница сделала такой перфоманс, где каждый день, в течение трех месяцев, она сидела и смотрела в глаза человеку, который садился напротив нее. И она «здесь и сейчас» сидела и смотрела. Это было сильно. Бывают такие минуты, когда у актера получается говорить честно, смотреть прямо, думать, чувствовать. Вот «Комедия» (спектакль театра «Практика» — прим. Ред.). Ведь там как. Кажется, ничего не происходит. И анекдоты несмешные, и декорации не декорации. Но в основе желание по-настоящему поговорить. Побыть со зрителем.
Что должен понять зритель в результате такого «эксперимента»?
Он должен понять, как грустно держаться за схемы (а мы их придумываем: судим других, злимся, если что-то выходит не по нашим правилам). Это же смешно. В другом спектакле Вани, в «Иллюзиях» — идея в том, чтобы показать — есть что-то постоянное в нашем переменчивом космосе. И надо стараться его «активно ждать». У нас у всех очень мало времени, очень.
А что же фильм «Танец Дели», который вот-вот выйдет в прокат? Он о чем?
На поверхности тема «жить жизнь — это танцевать свой танец». Мы должны слиться с жизнью, жить, не сопротивляясь ее внутреннему развитию. Все принимать с благодарностью и состраданием и изо всех сил стараться делать то, что должно.
Кого играете вы?
Медсестру, из медучилища, типичную. Она ничего не понимает в философии. Для нее все вещи просты. Она старается участвовать, помогать, поступать так, как проще героям (они все сложные люди). Из сочувствия. И иногда, от собственной простоты причиняет им боль.
Что ваша героиня привносит в фильм?
Это, наверное, и приносит. У нас был снят еще один «фильм» ( кино состоит из семи новелл — прим. Ред.) с медсестрой. Но в конечный вариант картины он не вошел, и сейчас я думаю, что это и правильно. Она, конечно, анти-все-остальные. Очень простой человек, немного «от сохи».
Как долго длились съемки?
Мы снимали 2 недели на фотостудии. Все в одних декорациях. Нам хотелось просто говорить о сложном. Поэтому всё, что в какой-то момент придумалось, начало казаться лишним. В фильме сконцентрировано много жизненного опыта, разного. Если человек задает себе вопросы, значит ему будет интересно наше кино. И уж точно будет, о чем поспорить с друзьями после.
Вы верите, что с помощью такого театра и такого кино можно что-то изменить в нашем циничном мире?
Я уверена в том, что изменить можно, и не только с помощью культуры. Культура — это духовная практика. Она утешает душу. Когда люди сердятся и как будто замкнуты? — когда их душа, как ребенок, которого не любят. Сегодня для людей главное — комфорт и количество звездочек. Случаются , что кто-то вдруг поговорит с ними, посмотрит, как любящий человек, (в жизни ли, в театре или в кино), и они уже светлеют и улыбаются. Становятся лучше. Это закон, который действует всегда.
Какой театр, кино любите лично вы?
Новый фильм в моем списке — «Зеленая миля»... Мое сердце разрывается, когда я его пересматриваю. Никакой спекуляции или проповедей. Просто люди, которые поступают хорошо. Если о театре говорить, то мне очень мил Театр Юрия Погребничко.
Как вы понимаете счастье?
Как говорит героиня фильма «Танец Дели» «счастье — это покой и умиротворение». Я думаю, и то, и другое может принести человеку две вещи: семья и ощущение того, что ты выполняешь свое божественное предназначение. В Евангелии есть притча о талантах, мы должны постараться найти их в себе и не закопать.
фото предоставлены И. Сухорецкой
