рассказала «ВД» о новом спектакле по знаменитой пьесе Александра Володина.
О драматурге Александре Володине принято говорить с придыханием. У вас есть какое-то особое отношение к его пьесе «Старшая сестра»?
Если честно, драматургия Володина, Вампилова и Розова, скульптуры которых стоят во дворе нашего театра, никогда особого интереса у меня не вызывала. Знаменитый фильм Георгия Натансона с Татьяной Дорониной в главной роли я не видела. Хотя я, например, знала, что в «Старшей сестре» есть две финальные сцены, которые Володин дописал по настоятельной рекомендации начальства. Изначально в пьесе не было счастливого финала — героиня не находила себя ни в личной жизни, ни в профессии. В этом была не только ее личная трагедия, но и трагедия всей семьи, глава которой — деспотичный дядя, удочеривший двух осиротевших в блокаду племянниц и сломавший им жизнь. Режиссер нашего спектакля Александр Марин — сторонник первой версии. Он придумал нестандартное решение для оптимистически переписанного финала.
В пьесе ваша героиня — обманутая жена — является на квартиру своей соперницы, младшей сестры главной героини — Лиды. Она решается скандалить?
Она приходит в надежде, в страхе, в ожидании (или в неверии), что увидит там своего мужа. Она приходит, потому что не прийти не может. Решимость заканчивается ровно в тот момент, когда тебе открывают дверь. Потому что ты можешь что угодно представлять, но чего ты в таких ситуациях не ожидаешь никогда — увидеть за дверью живого человека, а не чудовище и исчадие ада. Причем в пьесе Володина дверь открывает не Лида-разлучница, а ее старшая сестра Надя, которая совершенно не виновата в том, что мою героиню муж не любит. И тут мы с актрисой Аленой Лаптевой играем сцену между женщинами, которые оказались в очень схожей жизненной ситуации, потому что у Нади нет своей жизни — вся ее жизнь в сестре и в абсолютном подчинении дяде, которого она привыкла благодарить. И у моей Шуры, по сути, тоже нет своей жизни. Вся ее жизнь — это муж Кирилл, без которого она практически не существует.
Не слишком ли вы красивы для брошенной жены? Режиссер пытался как-то это «исправить»?
Нет! Мы сознательно меня не «замухрыживаем» — не пытаемся сделать ни хромой, ни горбатой. Яна Сексте, которая играет мою соперницу Лиду, — восхитительная, превосходящая мою Шуру по всем статьям. Эффектная внешность — не главное. Главное то, что ее героиня — личность. Лида для Кирилла — нечто большее, чем просто особь женского пола.
Свою первую самостоятельную роль вы сыграли у Константина Богомолова. И стали частью его команды. В какой мере вы считаете его своим учителем?
В полной мере! Богомолов оказался первым режиссером, который сразу внушил мне доверие. Он очень образован и у него серьезные лидерские качества. Репетиция первого же спектакля — «Волки и овцы» в «Табакерке», где я сыграла хитрую бесприданницу Глафиру, — стала для меня целой школой. Мы все тогда остались на лето в Москве репетировать — и Яна Сексте, и Даша Мороз, и Олеся Ленская. Сцену Купавиной и Глафиры репетировали, наверное, месяц, было невероятное количество вариантов, как ее играть. Я была и святой, и развратной, и пьяной... И каждый раз мы репетировали так, будто это и есть финальный вариант. И только потом выяснилось, что ничего этого не будет, но за нашими спинами остались пласты проработанного материала, поэтому мы не боялись ходить ни вправо, ни влево — мы уже все знали про своих персонажей. У Кости очень чистый слух. Он сразу слышит, когда ты начинаешь «лажать», или «петь», или наигрывать. Я помню, что монолог Глафиры не могла начать раз двадцать, — стоило мне произнести «Евлампия Николаевна!..», как Костя, почуяв фальш, говорил «Стоп!» и все начиналось сначала.
фото: архив журнала
