Драматургия Бертольта Брехта в этом сезоне нарасхват. В «Табакерке» выходит пьеса о нравах фашистской Германии.
Знаю, что вы уже ставили «Страх и нищету» — три года назад, со студентами Щукинского училища. Почему вы сейчас решили вернуться к этому материалу?
Студенческий спектакль — это особый случай. Мы сыграли его несколько раз, студенты разошлись по разным театрам, а тема осталась со мной. И когда Театр Табакова предложил мне постановку, я заявил несколько названий и среди них «Страх и нищету» — Олег Палыч выбрал Брехта.
Пьеса состоит из 25 сцен, иллюстрирующих приход нацистов к власти. Вы выбрали из них пять.
Если быть точными, это 24 эпизода, действие которых происходит в 30-е годы в Германии. Приходит к власти Гитлер, и общество в связи с этим непоправимо меняется. Но вы правы — пьеса огромная — настолько, что целиком она никогда не ставилась.
По какому принципу вы выбирали эпизоды?
Есть много литературы, посвященной тому, кто из знаменитых режиссеров какие сцены выбирал в этой пьесе, — конечно, все зависит от времени и от конкретной режиссерской личности. Я выбрал: «Меловой крест», «Правосудие», «Жена-еврейка», «Шпион», «Нагорная проповедь» — это наиболее крупныеи детально разработанные эпизоды. Причем это не совсем тот эпический театр, с которым мы связываем имя Брехта, — это скорее психологическая драма. Там есть плакатность, но есть и очень точные взаимоотношения людей. Ну и сама тема, когда начинаешь в ней разбираться, оказывается пугающе актуальной. Эта тема — люди, которые вынуждены жить в неуютной, непонятной и очень агрессивной среде. На их гла-зах все в обществе меняется, а как себя вести, им совсем неясно.
Вы проводите прямую параллель с сегодняшним днем?
Параллель очевидна. Но буквально выпячивать сходство я не буду. Не буду переносить действие в сегодняшний день, но и не буду воссоздавать на сцене обстановку времен Гитлера. Эта история происходит всегда, когда есть власть, которая творит с людьми, что ей захочется. И люди, которые зажаты между интересами государства и собственными интересами. Сейчас все это буквально висит в воздухе.Ведь у нас, как и у Брехта, никто из «персонажей» не знает, что будет со страной дальше. В этом смысле аналогии прямые. Визуальных же аналогий мне хотелось избежать.
То есть костюмы на персонажах современные или стилизованные под 30-е годы?
Слегка стилизованные: актеры одеты в то, что могли носить и тогда, и сейчас.
Вы сказали, что текст Брехта звучит так, словно взят из сегодняшних газет, этим вы объясняете популярность Брехта в нынешнем сезоне?
К Брехту сейчас вернулись не только у нас, но и во всем мире, хотя какое-то время назад его не ставили вообще. Я думал об этом и пришел к выводу, что, наверное, это связано с каким-то идеологическим кризисом — кризисом либеральных идей и буржуазных ценностей. А Брехт, видимо, отвечает на накопившиеся у нас вопросы, притом в нем есть та простота, которой нам не хватает.
Какая музыка будет в вашем спектакле?
Ее пишет Григорий Гоберник. Но с музыкой пока все так же сложно, как и с оформлением. Как только я слышу что-то аутентичное, из 30-х годов, или как только вижу свастику, сразу успокаиваюсь: а, ну это было давно и, слава Богу, кончилось. Если же дать что-то нарочито современное, появится ненужный пафос, получится, что мы не даем зрителю самому провести аналогию. В общем, мы пока в поисках.
Вы учились у Сергея Женовача, долгое время были в его театре. Сейчас сотрудничаете с СТИ?
Да, конечно, я по-прежнему, еще со студенческих времен, играю два спектакля — «Мальчики» и «Мариенбад». СТИ — мое родовое гнездо. В Мастерской Женовача я сейчас преподаю. И, надеюсь, так будет и дальше.
фото: Ксения Бубенец
