Чеховский фестиваль отдает предпочтение мультижанровым постановкам.
В афише Международного Чехов-феста полно спектаклей, жанр которых определить невозможно. То ли опера, то ли балет или, даже, современный танец. Впрочем, театроведческие споры никак не мешают успеху синтетических постановок у публики. На оба спектакля израильской труппы «Батшева Данс Компани» лишний билет не достать. Так же, как и на «Синдром Орфея», который был поставлен Владимиром Панковым («отцом саундрамы») специально для Театра Види-Лозанн (Швейцария).
Загадки танца
Впрочем, кто видел только «Дека Данс», успели понять и прочувствовать абсолютно всё. Дело в том, что эта постановка считается чуть ли не главной в творчестве израильской труппы и представляет собой коллекцию отрывков из лучших спектаклей «Батшевы». Под фонограмму, составленную из джазовых стандартов, оперных хитов и еврейских распевов артисты демонстрируют весь свой телесный потенциал. Превращают балет в шоу, а современный танец в классику. Взрывная смесь стилей действует на зрителей гипнотически. Глаз невозможно оторвать ни от одиночного танца темнокожего вундеркинда в шляпе Майкла Джексона, ни от коллективной «Хавы нагилы», ни от энергичной версии равелевского «Болеро».
Драйв , с которым работает труппа, не может не восхищать. Московские театралы, как известно, большие скептики, однако и они признают: выступления «Батшевы» — не только «уроки уникальной израильской пластики», но, прежде всего, большое удовольствие.
Французский с нижегородским
Постановка — корпродукция Чехов-феста и знаменитого театра «Види-Лозанн». Она с большой теплотой была принята в Европе, а потому в Москве собрала не только поклонников творчества господина Панкова, но и тех, кто себя к их числу не относит. В герои постановщик-экспериментатор вывел Маяковского (поэта прекрасно играет актер Петр Маркин), который выступает у него не то лириком, не то мистиком (периодически герой странным образом трансформируется в Орфея. Или Орфей — его alter ego?). В сознании советского гения, как в бреду, бродят на пуантах Лиля Брик, ниоткуда возникшая оперная дива распевает арии, а знакомые незнакомцы-мужчины стреляются. На сцене периодически возникают лампы из ленинской библиотеки и картонные зубцы кремлевской стены. Причудливый коктейль из образов и звуков, безусловно, впечатляет— ни один зритель не покинул зал раньше финала. Жаль только, что главный вопрос — зачем соединять Маяковского с Кокто, остается открытым.