В «Табакерке» ставят «Школу жен» — комедию Мольера в переводе писателя и публициста Дмитрия Быкова.
Вы играете Мольера в обновленной версии: перевод Дмитрия Быкова, современные костюмы (художник Евгения Панфилова), режиссер — совсем недавний выпускник Сергея Женовача. Как сложились отношения с первоисточником?
Скажу вам по секрету, я даже на свой страх и риск перетащил какие-то фразы у старика Гиппиуса (Василий Гиппиус перевел Мольера в начале XX века. — Прим. «ВД»). Потому что текст Быкова порой чересчур современен. Хотя вроде и слог и стиль — все соблюдено. Костюмы у нас современные, но с какими-то вкраплениями из разных эпох — цилиндр, еще что-то, вроде и не свойственное тому времени, но эта эклектика мне очень нравится. И молодой режиссер Хухлин — человек с замечательной фантазией. Мы во многом сходимся.
Вы впервые выходите на сцену в компании своих учеников из Московской театральной школы Олега Табакова. Актеры часто говорят о том, как страшно играть рядом с учителем. А рядом с учеником?
С учителем мне не страшно, страшно как раз с учеником! Понимаешь, что ты требуешь от них того, что у них получается с лету, а сам ты так сразу не можешь. И тебя это подхлестывает, думаешь: «Надо соответствовать!» Всего в спектакле заняты шесть студентов нашего колледжа, а у Павла Шивандо — роль героя-любовника! Я же играю всего лишь «резонера», друга главного героя Арнольфа, бесконечно спорящего с ним о том, стоит ли жениться, и можно ли избежать «рогов» — хотя у Мольера об этом ничего не сказано, но можно догадаться, что у моего Кризальда за плечами печальный опыт в этом отношении. Причем он-то и оказывается прав.
Арнольфа играет Александр Семчев, с которым вы в основном и взаимодействуете на сцене. Легко быть его партнером?
Семчев — большой артист, и с ним рядом чувствуешь себя уверенно. Потому что Саша — это всегда готовность к импровизации, живая реакция на какие-то неожиданно возникшие вещи. Он, кстати, очень трепетно относится к моему ученику Паше Шивандо, с которым у него много общих сцен. Я это вижу, и всякий раз стараюсь смотреть из зала за пашиными сценами. Пытаюсь, не меняя концепции режиссера, что-то подсказывать — я ведь его намного лучше знаю. Вообще, признаюсь, ученики мне сегодня более интересны, чем роли!
И каковы ваши достижения на педагогическом поприще?
Вот недавно было грандиозное событие — мы с дипломными спектаклями были на гастролях в Саратове (это Олег Павлович Табаков придумал)! Юра Кравец поставил спектакль по Рощину, а я — по Астафьеву, «Пастух и пастушка». Представляете, они еще дети, но поехали на настоящие гастроли! Мы в студенческие годы даже не мечтали о таком. И был аншлаг, и зрители стоя аплодировали. И я был горд и за нас, и за весь русский театр. Извините за пафос.
Но ведь вы долго сопротивлялись — Табаков вам предлагал преподавать в Школе-студии, но вы отказывались…
Не решался, боялся ответственности. Теперь вижу — даже не понимал, какая это ответственность! Но мне ужасно нравится. Хотя возраст сложный — 14–16 лет, они ведь поступают в колледж после 9-го класса. Они очень отличаются от контингента Школы-студии, где уже взрослые «дядьки и тетьки». А эти — еще совсем дети, могут быть очень жесткими, жестокими, но, когда что-то получается, им прощаешь все. Тем более что они гораздо гибче и податливее взрослых артистов. И вот сейчас на третьем курсе колледжа есть человек семь, которые явно после окончания придут в «Табакерку». А есть еще Художественный театр, где, по словам Олега Павловича, «у нас имеется блат». Для этого колледж и создавался...
А как же сцена и семья?
Спектаклей у меня сейчас немного — в месяц 6–7. На кино тем более времени нет. А у супруги выражение появилось: «Ты снова к чужим детям?» Я сначала так и говорил: «Еду к детям». Потом супруга попросила: «Ты хоть при старшей дочери не говори, что к чужим детям едешь!» И я стал говорить: «Еду к студентам».
фото (1): Photoexpress
