В Провансе закончился самый крупный театральный фестиваль Европы. О главных тенденциях Авиньонского фестиваля, а также о том, почему в его программе не было спектаклей из России, рассказывает театральный обозреватель журнала «Ваш Досуг».

Главная новость нынешнего феста: огромное количество русских зрителей. На узких средневековых улочках часто слышится родная речь, на площади перед Оперным театром (Plase d'Horloge) то и дело встречаешь знакомых. В лучшем морском ресторане (он на rue de la Republique, только никому не говорите — там и так очереди) с трех до четырех непременно застанешь создателя «Школы драматического искусства» Анатолия Васильева. В том же ресторане в разное время суток были замечены: директор «Золотой маски» Мария Ревякина, молодые авангардисты Юрий Квятковский («Копы в огне») и Юрий Муравицкий («Золотая маска» за спектакль «Зажги мой огонь»), а также матерый авангардист и новоиспеченный глава БДТ Андрей Могучий, а еще — Дмитрий Крымов с небольшим выводком своих учеников.
 
 
На время фестиваля весь город превращается в театральные подмостки
 
В душный Прованс (до ближайшего пляжа — полтора часа езды на поезде) этих рыцарей и пажей театра привело не только желание окунуться в самую пеструю в мире толпу артистичных фриков; пошелестеть афишами, которыми увешан каждый закуток (их запрещено клеить, чтобы не портить старинные стены, поэтому они крепятся к фонарным столбам с помощью веревок); посетить грандиозный Папский дворец, внутренний двор которого (Cour d'Honneur) стал сегодня самой престижной театральной сценой мира. Или просто посидеть «у Пьера» — самый вкусный ресторан города расположен на площади Святого Пьера, рядом с один из красивейших храмов (так уж вышло: духовная пища здесь неразрывна с материальной).
Обаяние Авиньона, воздух которого пропах лавандой, а гомон уличных артистов к вечеру усиливается целой армией цикад, конечно, неотразимо. И все же русские в последнее время зачастили в Авиньон не из-за дефицита туристских ощущений, а из-за нехватки свежих театральных идей. Речь, конечно, не о традиционном литературоцентричном театре, а о том, где главным выразительным средством является пластика, звук, цвет — все, что угодно, а не только слово.


Уроки прованского
Средневековый Авиньон, прежде известный тем, что в XIV веке король Филипп Красивый заточил здесь папу Римского, построив для него дворец-крепость, стал театральной меккой лишь в 1947 — Жан Вилар устроил здесь летние гастроли своего театра TNP. Фестиваль быстро превратился в общефранцузский (примерно как наша «Золотая маска», но без призов), а потом и в международный. Но и сегодня, как полвека назад, все постановки дублируются только на французский. В редких случаях (если спектакль играется на французском) даются английские титры. Даже если вы очень плохо знаете французский, не отчаивайтесь: в Авиньоне вы сможете общаться и даже задавать вопросы на встречах с артистами: жители Прованса славятся своим гостеприимство и снисходительностью к коверкающим их язык туристам.


© Christophe Raynaud de Lage / Festival d’Avignon
 
Гвоздем первой половины фестиваля стала «Власть театрального безумия» (Le Pouvoir des Folies Theatrales). Легендарный спектакль бельгийца Яна Фабра, впервые поставленный им еще в 1984-м и восстановленный год назад, и сегодня смотрится манифестом современного искусства. И — пощечиной русскому театру с его пристрастиями к психологии и сюжету: Фабр не оставляет от всего этого камня на камне, но делает это с таким вкусом, и юмором, что его грандиозный ( четыре с половиной часа) капустник вместо развенчания театра утверждает его мощ. Только, по Фабру, сила театра не в слове, а в соединении света, точно найденного ритма, пластики голых тел (актеры на сцене становятся продолжением великих картин, которые проецируются на задник) и музыки Вагнера.
 
 
Дабы сохранить древние стены в первозданном виде, афиши в Авиньоне разрешено крепить только веревками к фонарным столбам. А иначе — штраф и позор на весь город
 
Венгр по происхождению и француз по паспорту — знаменитый хореограф Жозеф Надж, превратил драму Войцека в череду гротесковых живых картин; бельгиец Ян Лауэрс показал спектакль «Рыночная площадь 76» — социальную драму, поставленную в форме народного балагана с фантастическим уровнем пения и пластики; участник группы «Римини протокол» швейцарец Штефан Кэги придумал спектакль, сделанный в форме прогулки по городу (он так и называется «Remote Avignon») — вот лишь беглый перечень главных хитов нынешнего феста. При всей разности есть и общее: их авторы говорят со зрителем современным языком, не подсовывая ему в качестве живого искусства мертвую музейную архаику, приправленную «психологическим» соусом и разговорами про великую литературу.
 
 
Где еще увидишь легендарного Питера Брука? Только в Авиньоне, на премьере документального фильма, снятого его сыном, Саймоном (справа на фото). Фильм называется "Питер Брук на канате"
 
Если все же пытаться разглядеть в программе нынешнего Авиньона «русский след», стоит вспомнить маленький авиньонский шедевр — спектакль «Путешествие через ночь» (Reise durch die Nacht), поставленный англичанкой Кети Митчелл по непереведенному у нас рассказу Фредерики Майрекер в кельнском Шаушпильхаусе. Виртуозка, поработавшая в лучших оперных и драматических домах Европы, утверждающая, что «работает по Станиславскому». Кети скрещивает театр с кино, давая новую жизнь обоим искусствам и погружаясь в психологию персонажей с пристальностью Бергмана и Тарковского. На этом остановимся. Есть ли в спектаклях Кети Митчелл что-то от системы великого К.С. читатель может проверить сам: все спектакли, показанные в Авиньоне в ближайшее время можно «догнать» на других европейских смотрах — стоит лишь набрать название в поисковиках или выйти на сайт festival-avignon.com.
 
 
Жизнь вокруг Оперного театра на Place d'Horloge кипит и днем, и ночью
 
Объяснять дальше, почему в программе феста давно уже нет русских спектаклей, по-моему, излишне. Впрочем, ближайшие годы все может измениться. Во-первых, в этом году меняется само руководство фестиваля: вместо Венсана Бодрийе и Ортанс Аршамбо, десять лет руливших Авиньоном с помощью приглашенных худруков (в этой роли побывали все ервопейские мэтры) приходит Оливье Пи. Он тоже отъявленный радикал, несколько лет возглавлявший парижский «Одеон», однако у него, в отличие от предшественников, довольно тесные связи с Россией: его постановки приезжали в Москву, а сам он сотрудничал с МАМТом имени Станиславского, где поставил оперу «Пеллеас и Мелизанда». Словом, господин Пи вполне может повернуться лицом к России. Если, конечно, Россия, в этом году массово прочищавшая себе мозги в Авиньоне, повернется лицом к современному искусству.