В «Школе современной пьесы» состоялась премьера спектакля «Лондонский треугольник». Роль Герцена в нем исполнил . «ВД» поговорил с журналистом, актером и режиссером.

О первой мысли. которая пригшла ему в голову после прочтения пьесы
«Не может быть!» Герцен и Огарев — персонажи в истории известные, а вот их личная жизнь мне была неведома совершенно. Я подумал, это выдумка. Потом, когда Дмитрий (Астрахан, постановщик спектакля. — Прим. ред.) рассказал мне, на основе чего написал свой «Треугольник» — в основном это дневники и письма, — стало интересно.

О своем отношении к Герцену
Не сказал бы, что много читал о Герцене. Но я очень люблю «Былое и думы». Работа над спектаклем стала отличным поводом перечитать их. Книга, как мне кажется, великая. К ней очень хорошо относился Толстой. Ну а по поводу Герцена... Конечно, он романтик. В прямом смысле этого слова, в немецком смысле. Это человек, который восстал против Господа. Его не устраивало существующее мироздание, и он попытался его изменить. Что у него из этого вышло, другой вопрос. Мы знаем легендарную фразу Ленина: «Декабристы разбудили Герцена, Герцен развернул революционную агитацию». Конечно, он не хотел того, что произошло с Россией после. Он хотел справедливости и свободы. Но в результате его деятельности у нас нет ни того, ни другого.

О мелодраматичности спектакля
Вы правы — это совершенно мелодраматическая история. Спектакль и называется соответственно — «Лондонский треугольник». Если бы не трагический финал — все дети Герцена и Тучковой умерли, — была бы мелодрама в чистом виде. Понятно, что сама по себе автобиография Герцена мало кому сегодня интересна. Поэтому пьеса и спектакль — это срез. Точнее, спил, по которому можно посчитать годовые кольца.

О трудностях в работе
Спектакль очень тяжелый для артистов. Он требует не техники, на которой можно легко просуществовать на сцене два с половиной часа. Он требует открытого темперамента. Это всегда трудно. Герцен — персонаж мой, конечно. Но те задачи, которые ставил режиссер Дмитрий Астрахан, легко мне не дались. Он буквально заставил меня прыгнуть выше головы — быть темпераментным на сцене.

О режиссерской манере Астрахана
Что-то получилось только потому, что Астрахан безукоризненно выстраивает свои спектакли. Прогнозирует зрительскую реакцию. Этому мне надо у него поучиться.

О том, как он, сам режиссер, подчиняется другому режиссеру
Ставить в голове свой собственный спектакль, играя в чужом, бессмысленно. Так что я могу подчиниться. Более того, я должен.

О смехе во время спектакля
Смех возникает не потому, что ситуация комическая. Это смех узнавания. Для спектакля о XIX веке это очень важно. Если зритель не присваивает себе их историю, не возникает эмпатии, и в результате вообще ничего не получается. А если он говорит: «Боже мой, да они такие же, как я», — тогда все в порядке.

О том, что ему в спектакле не близко
Если абстрагироваться и представить себя зрителем, то я не поклонник этого спектакля. Кто-то из пришедших на премьеру друзей режиссера сказал: «Это такой хороший старый МХАТ». Согласитесь, в современном контексте звучит почти комплиментарно. И все же это не моя стилистика. Ее бы я и изменил.

О театральной критике
Специально я никогда не ищу в печати критические статьи о премьерах. И тем более о себе. Но я прочту, если что-то попадется мне на глаза. В театре есть традиция — вывешивать на доску с расписанием репетиций распечатки опубликованных рецензий. Пожалуй, только там я и могу ознакомиться с критикой. Хотя обычно я не придаю значения прочитанному.

О том, как он попал в «Школу современной пьесы»
Это было случайно. Шутка судьбы. Дело в том, что я закончил Щукинское училище, но в 24 года ушел из театра, уехал в Америку. Когда вернулся, мне неожиданно позвонил Райхельгауз и спросил: «Не хотите ли вы сыграть Треплева?» Я расхохотался. Однако в театр пришел и спектакль посмотрел. Понял, что ничего в нем не испорчу, если буду играть. Так я и бегал Треплевым, наверное, лет семь. Потом дорос до Тригорина. Сейчас жду, когда мне Аркадину дадут.

О том, следит ли он за театральным процессом
Нет. Спрашивать меня о последних впечатлениях бесполезно. Когда зовут друзья, я не хожу. Потому как, если не понравится, надо будет что-то говорить. А вообще не хожу, потому что простился со всем этим много лет назад. Ничего не изменилось. Мне в театре скучно. И добровольно туда не пойду.

О том, кем он себя считает в первую очередь
В детстве детей ставят на табуретку, чтобы они стихи читали. Вот я человек с табуретки. Что на этой табуретке делать, мне не важно. Это может быть актерство, ведение телепередач, режиссура... Кроме того, я еще и живописью занимаюсь, и стихи пишу, и песни пою. Все это на уровне дилетанта. А дилетант по определению любитель. Он искренне любит то, что делает. Так что меня все в моей жизни устраивает. Профессионалов много, дилетантов почти нет.

фото (1): архив журнала
фото (2): Герман Жигунов
фото (3): Иван Мурзин
фото (4): Василиса Феник


Александр Гордон
Один из самых оригинальных и плодовитых российских теле- и радиоведущих (программы «Собрание заблуждений», «Закрытый показ», «Политика» и т. д.). Много работает в театре: занят в спектаклях «Школы современной пьесы» как актер («Чайка», «Дом», «Лондонский треугольник») и режиссер («Одержимые», «Снег»). Снимается в кино («Generation П» «Ночные посетители») и ставит фильмы («Пастух своих коров», «Метель», «Огни притона»).