Инне Чуриковой повезло – она заявила о себе в начале 70-х, когда людям была нужна именно такая героиня. С наивной чистотой и жестким максимализмом, но без примеси кокетства и инфантильности. Именно с ней почувствовали родство «нетепличные» советские женщины, всегда запрещавшие себе зацикливаться на своих бедах, но продолжавшие бодриться и суетиться (как Ирина в спектакле «Три девушки в голубом» в Ленкоме), вести общественную деятельность (как в фильме «Прошу слова») и даже показывать фокусы (как покинутая жена в «Военно-полевом романе»). Впрочем, у героинь Чуриковой на лбу было написано не только "несчастная", но – "сильная и талантливая". За это зрители им не просто сочувствовали, ими еще и восхищались. Зрительская любовь к Инне Чуриковой всегда носила оттенок благоговения.
Кстати, в Чуриковой не так сложно было угадать по-своему привлекательную женщину - с большими глазами, длинными стройными ногами и согревающей улыбкой. Однако театр и кинематограф проигнорировали все это и буквально вцепились в ее неповторимую внутреннюю сущность. Став музой режиссера Глеба Панфилова, Инна Чурикова сыграла героинь, мощная личность которых подминает под себя их же собственную женственность. Художница-самородок Таня Теткина из «В огне брода нет» словно не замечала своего жениха, будучи одержима даже не творчеством, а жертвенным горением во имя революционной справедливости. Сейчас, когда человек сплошь и рядом оказывается слабее экстремальных обстоятельств, немногим близко это устремление "за общее дело".
Воплотив в «Начале» замечательную и невостребованную актрису Пашу Строганову и Жанну Д’Арк, Чурикова окончательно стала нашей трагической героиней. На нее пришелся весь груз страдательности и мужества женщины, которая любит, творит прекрасное и спасает нацию, вопреки слабости любимого мужчины, наперекор конъюнктуре, несмотря на предательство государства. Еще меньше стремлений к простому женскому счастью было в Ниловне («Мать») и Вассе Железновой («Васса»), стоявших по разные стороны баррикад, но смотревшихся родными сестрами в интерпретации Панфилова - две титанши революционной эпохи, они и семьи свои мыслили только как часть свершающейся истории.
Но в наши дни гражданская энергия женщины не столь актуальна. Поэтому сегодня Чурикова - комизм на грани фарса и эксцентрика на грани гротеска. Эффектной монструозностью она часто потрясала театрального зрителя. Сексуальной фурией представали и ее Гертруда в «Гамлете», и Мамаева в «Мудреце», и особенно Аркадина в «Чайке», возлежавшая на Тригорине как на «шкуре» любовного трофея. В самой масштабной комедии последних лет «Ширли-Мырли» Чурикова стала невменяемой, зато безотказной приемной мамашей всех Кроликовых, символизирующих многонациональную братию россиян. Неустанной шутихой и справедливой судией оказалась Бабуленька в «Варваре и Еретике» (по роману «Игрок») на сцене Ленкома. Твердой гуманисткой с горячим нравом и беспокойством за всех и каждого предстает Чурикова в своей последней яркой роли – генеральша Епанчина в телесериале «Идиот».
Кого Чурикова никогда не играла, так это обычных домашних женщин, тоскующих лишь по простой любви и домашнему очагу. А спрос сейчас именно на эту «женскую» тему. И если бы начало актерской биографии Чуриковой пришлось бы на нынешнее время, то возможно, мы знали бы совершенно другую актрису. Любили бы? Несомненно!
Премьеры Чуриковой
Прима Ленкома, Инна Чурикова тем не менее собирается праздновать свой юбилей на стороне. В родном театре у нее вообще несколько лет не было новых ролей (правда, говорят, что спешно, к концу сезона, Захаров выпустит для Чуриковой "Мсье Амилькар платит" – пьесу Жамиака для антрепризного театра, по которой в Москве уже идут несколько спектаклей).
Юбилей актриса отметит новой ролью в Театре Антона Чехова, в постановке мэтра антрепризы Леонида Трушкина, а партнером Чуриковой выступит Геннадий Хазанов. Есть все основания ожидать как минимум комедийности высшего пилотажа. Американская пьеса Ричарда Баэра «Смешанные чувства» посвящена тому самому моменту, когда встречаются два одиночества – а костер либо не хочет разгораться, либо норовит сразу превратиться в пожар. Вспоминая своего почившего супруга, Кристина честно старается поставить на своей жизни крест, однако не очень в этом преуспевает. И приходится ей заново учиться переживать нежные чувства. Признания в любви выглядят у немолодых американцев то патетически, то прагматически, то романтически, а то и как вкладыш из коробки конфет: «Без шоколада жизнь не сладка. Не уезжай, моя помадка!»
