Ольга Волкова рассказала «ВД» о своей работе в Театре Наций, любви к Вячеславу Полунину и о том, что общего у артистов и футболистов.
— Мою кандидатуру предложила моя любимая бывшая невестка Чулпан Хаматова (она играет в этом спектакле Катарину. — Прим. «ВД») — под впечатлением от моей бабушки Ануш в спектакле «Ханума». Я, честно признаюсь, была счастлива, попав в Театр Наций, столкнувшись с режиссером Романом Феодори и с таким командным духом, с каким я не встречалась со времен ленинградского ТЮЗа, когда им руководил Зиновий Корогодский.
— Откуда взялась ваша роль? В программке она называется «жена генерала в роли Шекспира», но на самом деле это роль защитницы классического театра, постоянно вмешивающейся в авангардную постановку с репликами шекспировских персонажей.
— Признаюсь вам: я пьесу до этого не читала! Помнила только линию Петруччо и Катарины, а тут прочла целиком — и обнаружила дикое количество персонажей! На вторую репетицию я принесла режиссеру на айпаде всех своих персонажей — сняла себя дома полностью в гриме (я всегда гримируюсь сама, мне гример делал только грим Шекспира). И сымпровизировала для каждого тексты, а для Шекспира сама написала и стихи: «Я снова здесь, я счастлив, я спокоен…» Сама нашла идиотский костюмчик с жабо для своей генеральши-культуртрегерши (купила его когда-то в ближайшем магазинчике, типа «сельпо» — и вот пригодился). Притащила из дома все, что могла для своих персонажей, включая маску, особенно дорогую для меня, потому что ее сделал мой муж, талантливый художник, много лет проработавший в театре кукол. Режиссеру все понравилось: и тексты, и грим, и костюмы.
— Вы, наверное, единственная в Москве, как прежде говорили, «актриса с гардеробом».
— Раньше, когда ангажировали в театр актрис с гардеробом, это ценилось дороже. Я — почти всегда «с гардеробом», потому что художники по костюмам такое предлагают, что можно сойти с ума. Я делаюдва дубля — в костюме, предложенном художником, и в том, что принесла сама, — и показываю режиссеру. Обычно выбирают то, что принесла я. Надо мной ржут консьержки, когда я выхожу из дома с двумя чемоданами: «Опять в Америку?» «Да», — отвечаю. А на самом деле отправляюсь в театр или на киностудию.
— Восемнадцать лет назад вы переехали в Москву — и с тех пор играете только в антрепризах. И беретесь почти за все.
— Это раньше. То, за что берусь сейчас, называю «заплыв баттерфляем в унитазе»: в маленьком пространстве надо совершать очень сложные движения и делать вид, что это — морская стихия. Я люблю работать! Чем бездарнее материал, тем больше азарта сделать его живым. Глупых режиссеров это пугает, а с нормальными можно «вязать в четыре руки». В чем я уперта — это в деталях. Антреприза дает возможность выбрать: команду, пьесу, партнеров. Мне решать, куда я пойду и куда не пойду. Это — великое счастье. Хотя и трудное. Ну и заработок, конечно, тоже.
— Меня как-то приглашал Олег Табаков на роль, которую играла другая актриса. Звонил два раза: «Бросай к черту антрепризу и приходи!» Но, во-первых, у меня обязательства перед антрепризой. Во-вторых, это штрейкбрехерство, этого я не люблю: уже играет одна актриса, вдруг бац — приходит другая. На самом деле, я не знаю, в какой театр я хотела бы пойти. Огорчает меня нынешнее состояние театра. Очень уж в Москве поддувают под фалды — делают гениев. Единственный мой театр — то, что делает Слава Полунин. Я очень давно увидела его в Питере — всю ночь проплакала. Это — театр моих снов. Мне не так часто нужны слова — может, потому что я не играла крупных ролей, многословных. Много позже мы встретились со Славой, и я играла у него семнадцать спектаклей в Сеуле. Если до этого мне в театре говорили: «Ты — клоун!», то первое, что мне сказал Слава: «Не смеши! Ты — клоун-философ». Я так трепетала перед тем, что и как делает он, что когда он предложил одеть его костюм, ответила: «Не могу, Слава!» Он: «Почему?» «Представь, что ты бы играл на скрипке, а тебе дали бы скрипку Страдивари, чтобы ты гамму сыграл, — у меня сейчас похожее ощущение». Он ужаснулся и сказал (а до него мне то же самое говорил Корогодский):«Бояться ошибки — непрофессионально! Театр — это ИГРА! Ну, ошибся — завтра сделаю лучше». Жесткий самоконтроль — отсутствие радости игры. Поэтому, когда я выхожу на сцену, говорю своим партнерам: «Желаю всем сыграть с аппетитом, куражом и радостью!»
— Какие еще ритуалы помогают в вашей работе?
— Есть традиция, которую я придумала сама. А потом увидела, что так делают, выходя на поле, футболисты — в их игре командность также необходима, как и в театре. Так вот: я перед выходом трогаю сцену. Во-первых, прикосновение к дереву приносит удачу. Во-вторых, на подмостки пролито много актерской крови. Прикоснуться к подмосткам, поцеловать их, перекреститься и — на сцену.
фото: архив журнала
