Мировая премьера «Укрощения строптивой» в Большом театре.
Большой театр почувствовал себя не только знаменитым, но и богатым: заказал себе абсолютно новый балет арт-директору Балета Монте-Карло. Известный в мире постановщик Жан-Кристоф Майо прежде не работал с неизвестными ему артистами балета, но Большой театр нашел аргументы, а Москва понадеялась на лучшее. Как выяснилось, не напрасно. Давно уже в балете не было такой славной новинки, порадовавшей идеей и ее воплощением с минимальными оговорками. По соглашению с Майо и в честь 450-летия со дня рождения гениального драматурга поставили «Укрощение строптивой» по пьесе Уильяма Шекспира. Пьеса вообще-то отлично подходит для балета, но почему-то композиторы этого не заметили. Так что лучшая из версий «Укрощения» Джона Крэнко 1969 года ставилась на отрывки из партитур Доменико Скарлатти ( XVIII век), а нынешняя — на отрывки из музыки Дмитрия Шостаковича (XX век).
В конце концов, век неважен: пока есть человечество, есть бунтующие против правил строптивцы, и усмирить их может только любовь. Урожденный француз и многолетний житель Монте-Карло, Майо порадовал чувством стиля — упразднил все костюмно-драматические обстоятельства. Никаких кринолинов-париков-канделябров. На сцене белый минимализм с изысканной подсветкой, легкие мобильные декорации, минимум реквизита (художник Эрнест Пиньон-Эрнест). Ничто не мешает героям сосредоточиться друг на друге. И если второстепенным подчас не хватает характерных примет, то это потому, что они второстепенные. С главными все в полном порядке.
Свои лучшие на сегодняшний день роли получили Екатерина Крысанова — Катарина и Владислав Лантратов — Петруччо. Они могли бы, как громадное число их сверстников в Большом, еще годами напрасно грезить о сольных ролях индивидуального пошива. Им несказанно повезло. За короткий балетный век они получили партии, отныне накрепко закрепленные именно за ними и по заслугам. Изящная, идеальной формы и выучки Крысанова играла настоящую оторву, а рядовой принц Лантратов — шикарного первого парня королевства. Катарина дерзкими аттитюдами злит папеньку и все не может найти себе места в дружной польке правильных пар — у всех обводки и поддержки, а у нее прыжки-неурядицы. Высоченный Петруччо в сопровождении юркого слуги по размаху, пластике и ухваткам — натурально Элиа-Челентано из «мужской» киноверсии «Укрощения строптивого», разве что на порядок благороднее. История их приближения и объединения против всего остального мира получилась искренней.
Вот парадокс: вздумай Майо ставить балет на того же барочного Скарлатти, получилась бы, пожалуй, красивая, но несколько выхолощенная история. А здесь, как и в случае с его «Золушкой» Прокофьева в Балете Монте-Карло, чуть холодноватая форма вместе с лихим сюжетом наложилась на яркую чувственную музыку. Шостакович для кино — это ведь вообще находка для визуализации: бери пригоршнями и ставь, только не впадай в изобразительную истерику. Майо и Большому это удалось. Наконец-то.
Вы можете изменить этот текст
