Варшавское семя, «полячишек» с их католической паранойей Федор Михайлович ненавидел пуще неволи. Парадокс глобализации заключается в том, что именно чужестранец Вайда приходит в Россию, чтобы сказать нечто очень важное о нас самих, возбудив знание и мысли Достоевского и заставив зрителей пережить жуткую коллизию «Бесов» – романа о русском мракобесии, национальном разврате и драгоценном самомучительстве.
Традиционный, подробный психологический театр. Сочное, «достоевское» говорение – этакие словечки и вывернутые, калечные выражения. Энергичное, дробное, клиповое повествование, которого не ждешь от немолодого Вайды. Честный разбор ситуаций без утайки самых садистских сцен – и абсолютно моралистический, неестественный финал со слишком нарочитым религиозным выздоровлением Верховенского-старшего и аллегорией возмездия в виде самоповешенного Ставрогина.
Игорь Кваша превращает своего Верховенского-отца в балаболку, лгунишку и паяца, путая папашу русской демократии с бароном Мюнхгаузеном. Могучий Ставрогин в исполнении Владислава Ветрова – дьявол во плоти, главный автор «бесовщины», преступный барон с лицом, обезображенном мученической гримасой и, кажется, похотью, которую он уже не может реализовать по состоянию здоровья.
И две суперроли во втором эшелоне. Лебядкин Сергея Гармаша – вечно пьяный, постаревший Буратино, вымазавшийся в грязи по грудь, а в грехе – по шейку. И сестрица его Лебядкина, за которую Елену Яковлеву хочется назвать лучшей актрисой сезона. Молодая инвалидка, умеющая беспечно не замечать своей ущербности и жить крошечными сиюминутными радостями. Пьеро в юбке, клоунесса поневоле. Все лицо в месиве муки и алой краски помады и румян, словно мазала физиономию параличной рукой – назло болезни выглядеть цветасто, по-кустодиевски.
