Спектакль Братья Карамазовы

Пожалуй, нигде так много не рассказывают одни герои истории про других героев той же истории, как у Достоевского. При этом они всегда говорят о другом правду. Но это правда того, кто ее говорит. Впрочем, через несколько страниц он скажет о том же человеке совсем противоположное, и это опять будет абсолютная правда.
Никто не говорит о самом себе так много и подробно, как герои Достоевского. И все это всегда правда. Но это правда того, кто ее говорит. Через несколько страниц он скажет о себе совершенно противоположное, и это опять будет голимая правда.
Пожалуй, никто так много и подробно не говорит о своих героях, как Достоевский. И он всегда говорит правду. Но правда о человеке на первой странице полностью опровергает правду о том же человеке на сотой, а на восьмисотой рушится и эта, и все другие «правды». И так до без конца.
И это не потому, что у героев Достоевского узкий кругозор и они многого в другом не видят, и не потому, что люди Достоевского так себя любят или так себя ненавидят, что способны говорить о себе только хорошее или только плохое.
И не потому, что Достоевский плохо знает своих героев и мечется от одного истолкования к другому.
Просто Человек Достоевского непостигаем, Человек у Достоевского непостижим по определению. В Человеке у Достоевского нет дна, и поэтому в нем тонешь, захлебываясь; и нету тверди небесной, поэтому летишь с ним в космос, задыхаясь. То ли падаешь в разверстую пропасть, то ли взлетаешь в плотное тяжелое пространство черных дыр.
Достоевский не рассказывает о человеке, не описывает человека, даже не изучает человека, он блуждает по человеку в ошеломлении восторга и ужаса, восторженного ужаса и ужасного восторга.
Мы несколько лет блуждали следами Достоевского, и сегодня делимся блужданиями по Карамазовым, по жизни, по Достоевскому, по самим себе.
А может просто продолжаем блуждать вместе со своим зрителем.