Спектакль Прости нас, Жан-Батист (Журден-Журден)

Спектакль появился в репертуаре Мастерской как плод творческого спора. Начинал работу над комедией Мольера «Мещанин во дворянстве» известный актер и режиссер Вениамин Смехов. Свою версию представления «в стихах и прозах, а также в мимиках и позах» он собирался назвать «Журден-Журден». Но спектакль предстал перед зрителями в трактовке Петра Фоменко под названием «Прости нас, Жан-Батист!». В афише имена создателей соседствуют: Смехов как режиссер и сочинитель, а Фоменко как соучастник-оппонент. 

 Елена Груева, «ВД» 28.02.2006: Перестаравшиеся

Сначала Вениамин Смехов переиначил комедию Мольера «Мещанин во дворянстве», потом Петр Фоменко переиначил постановку Смехова, потом все попросили прощения у автора.

Вениамин Смехов вовсе не первый, кому пришла в голову мысль пересказывать классические сюжеты своими словами. Мастерской Петра Фоменко он предложил парафраз мольеровской истории богатого мещанина Журдена, одержимого жаждой стать дворянином, уверенного, что за деньги можно купить все, даже голубую кровь. Желание освежить восприятие «замыленного» шедевра, посостязаться в остроумии с гением, переложить французский юмор на игру русских слов, - можно гадать, какие еще мотивы побудили известного актера переписать Мольера. Вернее, его перешутить, пересловоблудить, переиграть «в стихах и прозах, в мимиках и позах» как сказано в программке.

В смеховской версии под названием «Журден-Журден» кроме изобилия подобных рифм использован еще и прием театра в театре: то есть актеры играют комедиантов, которые играют персонажей, которые еще кого-то там играют. Получилось довольно путано, не очень свежо, но главное, что для новой комедии не маловажно — у Мольера смешнее.

Расчет был, видимо, на пресловутую легкость «фоменок», способных придать очарование любой затее. Но «фоменки» отнеслись к ней с удивительной серьезностью. Призвав на помощь мэтра – самого Петра Фоменко – они постарались превратить шутку Смехова чуть ли не в трагедию. Журден-то оказывается, в дворяне полез не спеси ради, а от большой любви к прекрасной маркизе Доримене. Это ради нее он учится отличать стихи от прозы, терпит уколы учителя фехтования, сорит деньгами, ссорится с женой и, даже, меняет веру, чтобы породнится с турецким султаном, выдав собственную дочь за его сына.

Страдальца со всей возможной достоверностью играет Владимир Топцов. Однако остальные актеры играют будто в другом спектакле: меняют парики, сыпят бесконечно повторяющимися каламбурами, подмигивают публике, прячут (кто за пазуху, кто за лиф, кто за отворот сапога) кошельки с деньгами, выуженными у Журдена. То вдруг каждый по очереди начинает заворачиваться в специально принесенный ковер, то вдруг кто-то переходит на французский, а кто-то начинает петь. А то все вместе набрасываются на беднягу Журдена-Топцова, заворачивают его с головой в белый балахон, и затягивают петлю на шее. А потом разворачивают полуживого и объявляют, кто на ком жениться на самом деле. А он только удивленно озирается и с еще большим удивлением выворачивает опустевшие карманы. Короче: не то алчный мир стяжателей набросился на душевного человека, не то паяцы пытаются переиграть трагика.

У каждого участника этого противоречивого представления есть талантливо сыгранные мгновения, но все они тонут в мешанине слов и заигранных театральных приемов. К середине спектакля зритель теряет нить интриги, а потом и интерес к происходящему. Кто в этом виноват: «режиссер и сочинитель» (как он назван в программке) Вениамин Смехов или «соучастник» (тоже по программке) Петр Фоменко уже не поймешь. Ясно одно: Мольер ни в чем не виноват. Наверное, именно поэтому свою премьеру в Мастерской назвали «Прости нас, Жан-Батист…». Вдруг и правда простит.